Вчерашний разговор с Глорией крутился у него в голове. Как же остановить убийцу? Прийти к Светлане и прямо обвинить ее он уже пробовал. Она все отрицает. И будет стоять на своем. Уличить ее в преступлении невозможно, ибо она не оставляет улик. Кто станет ее следующей жертвой?
– На что ты надеялся? – произнес он, разглядывая себя в зеркале. – На чистосердечное раскаяние? Зря. Ты же бывший опер, Рома. Думай, шевели мозгами.
Выглядел он не лучшим образом. Щетина, отеки, землистый цвет лица. Роман недовольно вздохнул и взялся за бритву.
На завтрак он приготовил себе яичницу и бутерброд с колбасой. Жевать было больно. Хотя какое отношение затылок имеет к челюстям?
Глория намекнула, что необходимо подыскать Артынову новую натурщицу. Взбешенный пропажей «Джоконды», тот рьяно примется за очередной шедевр.
«Тут-то мы его и прищучим, – подытожил Лавров. – Главное, не проморгать, как в случае с Алиной».
«Чувствуешь вину?» – догадалась она.
«А ты бы не чувствовала?»
«Не знаю…»
«Надо подсунуть Артынову своего человека, – осенило его. – Который был бы в курсе происходящего и настороже».
«Надеюсь, не меня? Я подсадной уткой быть отказываюсь!» – отрезала она.
«О тебе речь не идет».
Лавров подумал о Ложниковой. Когда-то Артынов писал ее, но неудачно. Почему бы ему не реабилитироваться? Черные волосы и стрижка – не проблема. Художник должен уметь преображать модель. Ретроспектива – оригинальный ход, который может заинтересовать Артынова.
«Поговори с ней», – заявила Глория.
Начальник охраны смешался и, кажется, покраснел. Проклятие! Она ловит его мысли!
«С кем?» – натянуто улыбнулся он.
«Сам знаешь».
Зазвонивший сотовый вырвал его из неприятных воспоминаний. Лавров вздрогнул и выругался. Он хотел сбросить звонок, но на дисплее высветился номер Рафика.
– Артынов рвет и мечет, – злорадно сообщил тот. – Он хватился «Джоконды», а ее след простыл. Сема разгромил полмастерской. Слышишь грохот?
Из трубки донесся невнятный шум.
– Я стою в холле, а он там бушует, – захихикал Рафик. – Наверное, полицию вызовет. Обе двери взломаны.
– Смотри, не проболтайся, что мы там были.
– Молчу как рыба.
«По сути, совершена кража, – рассудил Лавров. – Артынов может написать заявление. Хотя вряд ли полицейские станут искать картину. Они завалены более серьезными делами».
– Я немного переживаю, – признался художник. – Мы с тобой оставили в мастерской кучу отпечатков.
– Не бойся. Выкрутимся. Держи меня в курсе событий. Я на связи…
* * *
По дороге в офис Роман заскочил к судмедэксперту. Тот ничем не смог его порадовать.
– Только что приходил муж погибшей, – сообщил он. – Хоккеист Кольцов. Был в отчаянии. Еще бы! Узнал, что жена беременна, а тут хлоп, авария. И нет ни жены, ни ребенка. Хочет наказать виновных. А их, к сожалению, назвать невозможно.
– Почему?
– Жаль женщину, – вздохнул врач. – Красивая была. Только невезучая. Вероятно, у нее случился обморок прямо за рулем, выехала на встречку, и конец. Выходит, судьба. Алкоголя в ее крови я не нашел.
– А других препаратов?
– Каких? Наркоты, что ли? Нет, нет. Ничего такого. Говорю же, невезуха. При беременности, даже на ранних сроках, приступ дурноты, обморок – не редкость.
– Значит, виноватых не имеется.
– По ходу, так. Судить некого.
– Нельзя ли сделать более тщательный анализ крови? Может, следы какого-нибудь лекарства найдутся? Сердечного, например. Я денег подкину.
– Вопрос принципа? – нахмурился патологоанатом. Он вздохнул и полез в карман за сигаретами. Вытащил одну, прикурил. – Кому это надо? Муж о повторной экспертизе не заикался, а тебе что за дело? Причину смерти Кольцовой квалифицировали как несчастный случай. Все!
– А вдруг ей чего-нибудь подсыпали перед тем, как она села за руль?
Эксперт, грузный одутловатый мужчина лет сорока, в синем халате и мятых брюках, выпустил изо рта струю дыма и нехотя произнес:
– Если и так, уже ничего не докажешь. Препарат распался. Поздно, батенька. Исключить отравление, конечно, нельзя. Только дальше подозрений и домыслов мы не продвинемся. Я – пас. И тебе советую угомониться. Смерть Кольцовой наступила не от яда, а от полученных при аварии травм. Против фактов не попрешь.
Лавров, забывшись, с досадой потер затылок, чуть не взвыл от боли и поспешно попрощался. От здания морга вела широкая, усыпанная бурыми листьями аллея. Он шагал к машине, восхищаясь хитростью убийцы. Второй труп – и никаких следов. Супруги Артыновы – не художники, а криминальные таланты. Впрочем, самого Артынова обвинять рано. Может, он ни сном ни духом, что вытворяет его бывшая…
Глория пообедала у родителей.
– Давно ты нас не навещала, – причитала мать, потчуя дочку домашними пельменями. – Совсем одичала там, в деревне.
– Есть немного.
– Замуж выходить не думаешь? Годы идут, одной-то не сладко старость встречать.
– Мам, ну какая старость? Мне едва за тридцать перевалило.
Отец в разговор не вмешивался. Молча любовался Глорией. Она еще красивее стала, видно, загородный воздух ей на пользу.
– Ладно, ладно… это я так, ворчу, – прослезилась мать. – Ты к Толику на могилку ходишь?
– Мам!
– Все, все… добавки дать?
Она встала, откинула на дуршлаг последнюю порцию пельменей, разложила по тарелкам.
– С меня довольно, – отказалась Глория. – Уже объелась.
Отец пил чай, расспрашивал о деревенском житье-бытье. Дочь к себе не приглашала, видно, у нее на то были причины. Родители сами не набивались. Выйдя замуж, Глория отдалилась от них. Став вдовой, отдалилась еще больше.
– Ты на своей квартире-то была? – не удержалась мать. – Думаешь возвращаться?
– Пока нет.
– Сдай жилье, чего пустует?
– Мы, Голицыны, никогда не отличались практичностью, – улыбнулась Глория. Поблагодарила за угощение и достала из сумочки конверт. – Вот деньги, мам.
– Зачем? Не надо. Нам на все хватает. Правда, Артур?
– Бери, раз дают, – тряхнул седым чубом отец. – Не то дочка обидится.
После обеда она прилегла отдохнуть в бывшей своей комнате. Отец отправился на прогулку в парк, мать мыла посуду. Глория задремала. Какой же чужой казалась ей прошлая жизнь – детство, юность, студенчество, замужество. Родители – милые, добрые люди, но они не понимают ее. Агафон и Санта – вот ее семья. Да еще Лавров, пожалуй.