– Мы называли их эротическими… но ты понимаешь, как это сейчас выглядит. – Эмилия прерывисто дышала, сдерживая слезы. – Если Валера увидит, он… он… Что я ему скажу?
– Признаешь ошибки молодости.
Она заплакала. В трубке раздавались тихие всхлипывания. Лавров ее не успокаивал. Артынов и тут облегчил ему задачу. Он шантажирует бывшую возлюбленную. Это низко и подло. Но как иначе заставить Ложникову позировать?
– Я просила его, умоляла оставить меня в покое, – сквозь слезы жаловалась она. – Ссылалась на свой возраст. Я ведь далеко не та хрупкая стыдливая девочка, которую он развратил и бросил. Но Артынов даже слушать не стал. В тебе, говорит, есть струнка, которая меня возбуждает. Я, говорит, хочу еще раз на ней сыграть. Представляешь? Он собрался писать зрелую Джоконду, которая превзошла себя прежнюю…
Она вдруг ойкнула и прошептала:
– Кажется, муж проснулся… Все. Завтра поговорим.
Лавров услышал какой-то шум, щелчок и гудки. Он постоял минуту в раздумьях и вернулся в кухню. Положил в рот таблетку, запил остывшим чаем.
– Ты побледнел, – заметила Глория, пряча улыбку.
– Голова болит.
– Кто тебе звонил? Она?
Роман едва сдержался, чтобы не надерзить ей.
– Мы не имеем права подвергать ее жизнь риску, – процедил он.
– Риска никакого. Ты ведь будешь рядом.
Он угрюмо кивнул и с размаху уселся на кухонный диванчик. От сотрясения в затылке зазвенело.
– Может, хватит?
– Не тушуйся, Рома. Я все понимаю.
Опять зазвонил сотовый. Лавров раздраженно взглянул на дисплей. Неужели Эми? Чего-то не досказала?
– Я вас не разбудила? – спросил незнакомый женский голос.
– Не важно.
– Простите, вы сами просили звонить в любое время, если я что-нибудь вспомню.
– Это официантка из «Пиона», – прикрыв рукой трубку, объяснил он Глории.
– Вы слушаете? – спросила официантка.
– Да, да.
– Я видела художницу, у которой белое лицо, – сообщила девушка. – У нас в кафе, за тем же столиком…
Вторник выдался холодный, дождливый. Лавров ждал Эми в машине. Выходить в промозглую сырость не хотелось. Он смотрел, как шагают под зонтиками прохожие, как в воздухе пролетают мокрые снежинки. На душе кошки скребли.
Бывшая модель даже в такую погоду оделась подчеркнуто элегантно. Приталенное пальто горчичного цвета, желтая сумочка, сапоги на каблуке.
– Не выспалась, – заявила она вместо приветствия. – Настроение ужасное. Ты тоже не в духе?
– Было много работы, – соврал Роман, глядя, как она усаживается рядом. – А ночью ты сон перебила. До утра думал о тебе.
Его тошнило от своей лжи, но ради дела на что только не пойдешь. Ради того, чтобы разоблачить убийцу, можно и притвориться. Влюбленным. Тоскующим. Очарованным.
– Соскучился? – повелась она. – Бедный.
– Что ты решила с Артыновым?
– Вот так сразу берем быка за рога, да? – Эми потянулась к нему розовыми губами, блестящими от помады с мокрым эффектом. – А поцеловать?
Он чмокнул ее в щеку. От нее пахло дождем и духами с привкусом жасмина.
– Как мне быть, Рома? – пригорюнилась она. – Может, убьешь этого монстра? Вступишься за честь дамы? Я тебе денег дам.
– Я не киллер.
– Артынов выполнит свою угрозу, перешлет снимки мужу, чтобы отомстить мне. Он жутко злопамятный.
– Ты уверена, что он не блефует?
– Я слишком хорошо его знаю.
– Эта проблема возникла не по моей вине.
– Думаешь, я не понимаю? – захлопала ресницами Ложникова. – Грехи молодости, за которые надо расплачиваться. Я забыла про неотвратимость наказания. Не ожидала, что Артынов снова проявит ко мне интерес.
– А он проявил.
– Видимо, это карма, – вздохнула она. – Придется соглашаться на его условие, да?
Лавров кивнул и, смягчая ситуацию, обнял Эмилию. Она доверчиво положила голову ему на плечо, и он смутился. По сути, он подталкивает ее к опасности.
– Но где гарантия, что после того, как я… когда картина будет готова… Вдруг он не отдаст мне фото? Я же не знаю, сколько у него копий? Он столько лет хранил эти чертовы снимки… Я сама вырыла себе яму, да, Рома?
– Молодость легкомысленна. Неужели твой муж не поймет?
– Я не хочу рисковать своим браком. Поймет… не поймет… в любом случае наши отношения дадут трещину. Я шаг за шагом шла к счастью не для того, чтобы какой-то ублюдок разрушил его.
«Счастливая жена не ищет приключений на стороне, – подумал Лавров. – Впрочем, не мне судить».
– Тогда соглашайся позировать, а там поглядим.
– Ты мне поможешь? – оживилась Эмилия.
– Убивать Артынова я точно не стану, но поговорить с ним по-мужски могу. В общем, как-нибудь уладим твою проблему.
– Почему не сейчас? – вскинулась она. – Обязательно мне унижаться перед ним? Неизвестно, как он поведет себя с натурщицей… то есть со мной. Я не хочу раздеваться перед ним, терпеть все его гнусности.
Ее бросило в жар. Она расстегнула пальто. Тонкий джемпер плотно облегал ее грудь. Запах жасмина кружил Лаврову голову.
Он ненавидел себя в этот момент, однако произнес:
– Ты же сама сказала – карма.
Эмилия сморщилась, сжала губы и всхлипнула.
– Тебе меня совсем не жалко? А вдруг я… умру? Как Ольга и Алина? Ты об этом подумал?
– Я буду рядом, – пообещал он. – Доверься мне. Мы выведем Артынова на чистую воду, прижмем… и заставим вернуть фотографии. Все, в том числе и носитель, с которого они сделаны.
– Ах так? – вспыхнула она. – Хочешь сделать меня подсадной уткой, а потом написать убойную статью? Кто ты, Рома? Журналист-авантюрист? Или сыщик, который под псевдонимом кропает сенсационные статейки?
Лицо Эмилии пылало от негодования, переходящего в возбуждение. Ей всегда нравились такие мужчины – красивые, сильные, с авантюрными наклонностями. Этого катастрофически не хватало Валере, ее мужу.
Лавров постепенно заводился. Он убеждал себя, что дама нуждается в поощрении. Поручая ей опасное задание, он обязан удовлетворить ее каприз.
– Едем к тебе, – прошептала она, подставляя ему губы для поцелуя.
У него язык не повернулся отказать ей…
* * *
Артынов мерил шагами мастерскую. Он представлял себя на месте Боттичелли, который сжег свои лучшие картины. Обнаженная натура – вот что попало в «очистительный огонь». Навеки погибли образы, оживленные добавленным в краски тайным составом. Они приводили любителей живописи в священный трепет. А теперь их нет.