– Женщина, – без колебаний ответила я. – Мужчина никогда не скажет «але».
– Ты ее узнала? – осведомился Ласточкин вполголоса.
– Узнала, – сказала я, поднимаясь с места. – Ну что, капитан, поехали?
* * *
Она сидит на стуле, втянув голову в плечи. Лицо – испуганное, глаза – в пол-лица. И взгляд. Особенно ее выдает взгляд – косой, исподлобья. Сначала, конечно, она попыталась нам внушить, что мы не правы и вообще она тут ни при чем, но после того, как у нее взяли отпечатки пальцев, она поняла, что дело, похоже, серьезное и пустыми отговорками она тут не отделается.
– Ну что, Маша? – спрашивает Ласточкин довольно миролюбиво.
Держу пари, вам ни за что не угадать ее ответ. Она немного поворачивает голову в его сторону и хнычет:
– Я хочу домой!
Совсем как капризный ребенок, который привык по первому требованию получать все, что хочет. Только вот здесь, в отделении полиции, отнюдь не детский сад.
– Чего вы от меня хотите? – спрашивает Маша Олейникова.
– Правды и только правды, – отвечает мой напарник. – Что вы делали дома у покойного Савелия Рытобора?
– Меня там не было, – возражает она с апломбом.
Ласточкин качает головой.
– С точностью до наоборот. Как говорят в Одессе, вас там было.
– Никогда не думала, что менты такие мерзкие! – взрывается Маша. – А я еще слышала, что вы книжки пишете! – Это она мне. – Никогда не буду их читать!
Мы с Пашей переглядываемся, после чего я вскидываю руку и смотрю на часы.
– Капитан, – говорю я, – ты знаешь, который час?
– А что? – удивляется Ласточкин.
– Пора по домам, – говорю я. – Запрем ее в камеру к бомжам, а завтра с утра продолжим разговор.
Маша широко распахивает глаза.
– Меня – в камеру? Вы что, сошли с ума?
– Да нет, – говорю я. – Вообще-то мы всегда так поступаем с теми, кого подозреваем в совершении убийства. Точнее, двух убийств.
– Ну, Лиза, это только твое личное мнение, – с готовностью возражает мне Ласточкин. – Доказательств у нас пока нет.
– Будут, – зеваю я. – Завтра прибудет анализ отпечатков пальцев на трубке, и мы с чистой совестью закатаем девушку, как маринованный огурец.
Маша, похоже, не любит огурцы, потому что заходится в плаче, закрыв лицо руками. Ласточкин укоризненно качает головой. Я только пожимаю плечами. Система «плохой полицейский – хороший полицейский», только и всего. Или, если угодно, плохой мент – хороший мент. Чаще всего в роли хорошего мента выступаю я, но иногда бывает и наоборот. С женщинами в роли хорошего мента, как правило, выступает неповторимый Паша Ласточкин.
– Вы злая! – бросает мне Маша сквозь слезы. – Противная!
– Маша, – вкрадчиво вступает на авансцену Ласточкин, – я пока не слышал от вас ни одного слова, которое заставило бы меня думать, что моя напарница ошибается. Вы лучше расскажите мне, что с вами все-таки произошло, и тогда я сам приму решение, как с вами поступить.
Так, плохой полицейский ущемлен в правах и отодвинут в сторону. Маша вытирает слезы.
– Я не знаю, с чего начать, – лепечет она. Когда так говорят, это обычно означает, что человек принял решение рассказать все до самого конца.
– Расскажите мне о Савелии, – просит мой напарник.
Маша вытирает слезы и, преданно глядя на Ласточкина, начинает говорить.
По ее словам, когда она узнала, что ее лучшую подругу убили, это стало для нее сильнейшим потрясением. И, поскольку в Интернете пишут, что множество дел каждый год остаются нераскрытыми, она решила приняться за расследование сама.
Прежде всего она взялась за Антона, жениха Насти, но не смогла выведать у него ничего вразумительного. Вдобавок она с негодованием узнала, что у него, оказывается, имеется ребенок и, кроме того, он довольно долгое время жил с другой женщиной, которая была на семь лет старше его.
Потом Маша побывала у Инны Петровны. Инна Петровна – душечка, и у нее такая чудесная собака! Ясно, что человек, который любит животных, не может никого обидеть, и Маша с легкой душой вычеркнула Инну Петровну из списка подозреваемых.
После Инны Петровны Маша вышла на Савелия Рытобора, который дружил еще с дедом Насти. И тут она почуяла, что напала на след. Савелий явно что-то скрывал. Он улыбался, шутил и отделывался общими фразами в ответ на ее расспросы, но она уловила, что он знает нечто, что хочет утаить от нее, и в ее душу закралась тревога. Весь вчерашний вечер она промучилась и наконец решилась приехать к Рытобору сама и, застигнув противного старика врасплох, вынудить его сказать правду. По крайней мере, в детективных романах, которые она читала, этот способ всегда оказывался чрезвычайно эффективным.
И вот, когда она сегодня, порядочно поплутав, нашла-таки дом изворотливого Савелия и поднялась по лестнице, она обнаружила, что дверь квартиры немного приоткрыта. Не устояв перед соблазном, Маша вошла и…
– Я даже сначала не поняла, что это он, – сказала она шепотом.
Холодея от ужаса, Маша потрогала его запястье, но пульса не было. Она бросилась к двери, но от порога вернулась и взяла трубку телефона, после чего позвонила в полицию. Рассказав о случившемся, она поторопилась убежать, потому что боялась, что некоторые (при этих словах она покосилась на меня) могут подумать, что она причастна к убийству. В детективных романах она читала…
– Значит, вы тоже допрашивали Савелия, – прервал ее Ласточкин. – И он так-таки ничего вам не сказал? Даже намеком себя не выдал?
– Ну, – несмело сказала Маша, – когда я прямо спросила его, кто мог убить Настю, он… он как-то нехорошо улыбнулся и ответил, что наверняка это сделал кто-то из ее поклонников. У него был такой убежденный вид, что я сразу же поняла: он что-то знает. Знает, но не хочет мне говорить. Я пробовала подойти к нему и так и эдак, но он… Он ничего мне не сказал.
– Ладно, спасибо хоть на этом, – вздохнул Ласточкин. – Лиза! Ты закончила протокол? Дай свидетельнице его подписать.
– Ой, – сказала Маша, беря ручку, – а где это?
– Вот здесь, – показал пальцем Ласточкин. – Спасибо за помощь. Можете идти домой.
Маша недоверчиво поглядела на меня.
– Так это что… Меня что, даже не арестуют?
– Если вы очень хотите, я могу это устроить, – заметил Ласточкин, забирая протокол. – Всего доброго, заходите к нам почаще.
– Ой, – сказала Маша и попятилась к двери. – Вы знаете, я… Нет, я лучше пойду домой.
Она выскочила за порог так быстро, словно боялась, чтобы мы не передумали. Как только она исчезла, на столе хрипло затрещал телефон.
– Нету меня тут, нету, – проворчал Ласточкин, однако трубку все-таки взял. – Да! А, это ты, Стас? Ну и? Точно? Эксперт уверен? Ну и ну! Ладно, держи меня в курсе. – Он повесил трубку.