Катя щелкнула кнопкой диктофона в сумке. Запись разговора с Верой Масляненко они с Гущиным прослушали дважды в машине по пути со Святого озера в Котельники в местный ОВД. Катя предусмотрительно включила диктофон в сумке, как только Вера Сергеевна вошла в комнату в своем черном японском кимоно.
— Ну и что скажешь? — спросил полковник Гущин.
— Федор Матвеевич, она защищает племянника, Родиона. И весьма пылко. А вот родители, родная мать и приемный отец, его в беседе со мной не защищали, больше упирали на психическое состояние сына, болезнь, — ответила Катя.
— Еще что ты отметила?
— Она спросила нас про новое убийство. Она интересуется, не убили ли кого-то снова, и я… мне это не понравилось. Странный вопрос для почтенной бизнес-леди.
— Как раз для меня ничего странного тут нет, — возразил Гущин. — Раз полиция через столько времени опять явилась в дом и к ней и к сестре, да еще толкует про какие-то возникшие вопросы… Во всех сериалах сейчас, во всех фильмах сплошняком такое — раз новые вопросы, значит, снова кого-то убили. Она просто умная, эта Вера Сергеевна, смекает быстро что к чему. Меня другое встревожило.
— Что? — Катя сразу сама встревожилась тоже.
— Запашок в доме. — Гущин достал платок и снова трубно высморкался. — Уж на что я простужен, обоняния никакого, а и то меня до печенок проняло.
— А какой запах? Я ничего такого… там просто душно, в этом их замке под медной крышей, и пыльно, неуютно как-то, словно надо делать генеральную уборку, а еще пахло шоколадом и чем-то прокисшим…
— Вот о чем я толкую, я наркоту за версту чую, — Гущин скомкал платок в кулаке. — Трава и еще что-то, какая-то убойная смесь. Весь дом у них провонял, хоть сейчас звони в наркоконтроль.
— Вы правда туда позвоните? — спросила Катя.
— Нет, если понадобится, это мы прибережем до нужного момента, как повод разворошить это богатое воронье гнездо. — Гущин достал сигареты, но, глянув на нахохлившуюся Катю, курить не стал, просто стал вертеть, разминать сигарету в пальцах. — Парень меня поразил. Два года назад на допросе был парень как парень, я и не помню толком того нашего допроса, просто формальность. А сейчас такая тебе цаца… как она его назвала?
— Гот, антикварный гот.
— А что это такое?
— Молодежное течение в смысле моды, образа жизни. В общем, они как-то пытаются скрасить, подсолить действительность, иногда разыгрывают жизнь как в театре. Игра в вампиров, Федор Матвеевич, готические приколы.
— Ты видела у него на запястье татуировку? — спросил Гущин.
— Нет. А что за татуировка?
— Не знаю, какой-то вензель, вот тут, — Гущин показал на свое массивное левое запястье.
Катя притихла. Как всегда, Гущин выхватил из общей картины те важные детали, которые она никогда бы для себя не заметила — ну хоть убей!
В Котельниках в местном ОВД Гущин пробыл недолго, роздал ЦУ по отработке территории коттеджного поселка и стройки, ознакомился с результатами дополнительного утреннего осмотра места происшествия, которое произвели оперативники вместе с экспертами еще раз, видимо, не нашел для себя в протоколе ничего нового.
Катя терпеливо ждала. Они вернулись в Главк, и после этого она ушла к себе в Пресс-центр. Она понимала — вот сейчас там, в управлении розыска, начинается настоящая оперативная работа по проверке всех данных как на место преступления, так и на обоих потерпевших — супругов Гриневых. Эта работа с привлечением агентуры и вся эта оперативная кухня весьма ревностно охраняется сотрудниками розыска от глаз посторонних. Так что пока бессмысленно вмешиваться, надо ждать результатов.
Катя занялась своей обычной репортерской текучкой в Пресс-центре, засиделась за компьютером до половины седьмого — специально. Около семи она снова спустилась в управление розыска — там никто и не думал о конце рабочего дня. Отдел убийств, да что там — все управление криминальной полиции пахало как при большом аврале — однако без суеты, без истерик и нервотрепки, даже мобильные истошно не трезвонили, как обычно. И по всеобщей сосредоточенности, по всеобщему коллективному рвению Катя поняла — дело чрезвычайно серьезное.
Она спросила — привезли ли Родиона Шадрина?
Да, ответ положительный. Привезли и поместили во внутреннюю тюрьму Петровки, 38, учитывая тот факт, что три из совершенных им зверских убийств два года назад случились в Москве.
И лишь четвертое произошло в Дзержинске.
А вот сейчас случилось пятое — двойное убийство. И опять в Подмосковье.
По закону в вечернее и ночное время Родион Шадрин как психически больной, невменяемый не мог быть допрошен. Следовало ждать утра.
Катя не стала даже спрашивать, где Гущин, — она знала, что он сейчас там, на Петровке, и часть его опергруппы тоже в МУРе.
А на десять утра следующего дня назначена встреча со специалистом, присланным министерством.
Катя оценила расклад и поняла — от встречи со спецом она ждет многого. В розыске уже вовсю судачили о том, «как в натуре работает профайлер».
И встреча с этим самым министерским «профайлером» на следующий день хоть и не сразила всех наповал, однако принесла неожиданные, весьма любопытные сюрпризы.
К десяти утра следующего дня зал для совещаний ГУВД наполнился сотрудниками уголовного розыска, приехали также оперативники МУРа и эксперты из экспертно-криминалистического управления. И Катя впервые поняла, какие силы брошены были тогда, два года назад, на поимку Родиона Шадрина — Майского убийцы. И сейчас все эти «приданные силы» вновь собрались, словно по звуку тревожной боевой трубы.
Она увидела полковника Гущина. Он сидел во втором ряду у прохода. На коленях у него — потрепанный блокнот. Гущин собирался записывать за министерским спецом! Это уж совсем необычная вещь, чаще он министерских терпеливо, вежливо выслушивал, но ЦУ посылал к черту, действуя своим умом. А тут надо же… Катя оглядела ряды — сыщики, эксперты, следователь, даже сотрудники прокуратуры сидели кто с чем — кто с планшетами, кто с ноутбуками, кто с записными книжками по старинке.
О самом «профайлере» высказывались с осторожным недоумением — мол, все это модные новые полицейские веяния, и мы так раньше не работали, и что это, наверное, типа той экстрасенсорной чуши, что показывают по телевизору. И вообще, думать как серийный маньяк еще никому не удавалось, все это лишь слова, слова, слова — в чужие мозги не влезешь.
Однако все поглядывали на демонстрационный экран и на большую черную школьную доску — ее доставили в актовый зал невесть откуда — с нетерпеливым интересом.
Все ждали, что министерский спец окажется этаким чудом в перьях — чуть ли не цыганским экзотом-экстрасенсом в горностаевой мантии. Однако к демонстрационному экрану и школьной доске вышел человечек совсем маленького роста, очень молодой, но уже лысый как коленка, в новеньком, с иголочки, полицейском мундире, сидящем на его тощей фигурке ладно и аккуратно.