Список был отпечатан тщательно и составлен по алфавиту, так что Василий Макарович моментально нашел интересующую его фамилию.
Нина Чеславовна Барсова числилась среди погибших.
Значит, Ольга Кочетова выжила в аварии, а ее соседка по каюте погибла. Значит…
Но что это, собственно, значит?
Василий Макарович нащупал было какую-то важную мысль, но его отвлек раздавшийся за спиной голос:
– Вася, ну есть у тебя совесть?
Отставной мент вздрогнул и обернулся.
Рядом с ним стояла владычица архива Валентина Игоревна. Глаза ее метали громы и молнии.
– Значит, говоришь, нельзя верить слухам? Значит, ты еще служишь и молодым сто очков вперед даешь?
– А то нет? – возмутился дядя Вася. – Мы с тобой еще ого-го! Мы им всем…
– Вася, не начинай! Я Прокопенко позвонила, и он мне сказал, что ты уже год как на пенсии! Кого ты обманываешь?
– Валя, я был о тебе лучшего мнения! – Василий Макарович обиженно надулся. – Мы с тобой сколько лет, можно сказать, бок о бок на переднем крае борьбы с преступностью, а ты звонишь, проверяешь… это не по-товарищески!
– А обманывать – по-товарищески? А незаконно проникать в ведомственные архивы – по-товарищески? Я, Вася, между прочим, тебя не собиралась проверять! Я Прокопенко для того только позвонила, чтобы узнать, над каким делом вы сейчас работаете и чем тебе можно помочь! А он мне сказал – догадываешься?
– Могу себе представить! – проворчал Василий Макарович.
– Можешь, значит?! Он сказал, чтоб я тебя гнала из архива к чертовой матери! Так что, Вася, можешь на меня обижаться сколько угодно, но складывай документы в папку и отправляйся откуда пришел!
– Вот, значит, как ты относишься к старым товарищам? – проворчал Василий Макарович, складывая материалы в аккуратную стопочку. – Чего же ждать от молодежи, если даже такие старые кадры, как ты…
– И попрошу без хамства насчет старых кадров! – Валентина сердито уставилась на бывшего мента.
В это время где-то вдалеке, у входа в архив, зазвонил телефон.
– Сними трубку, Алена! – крикнула Валентина.
– Это вас, Валентина Игоревна! – донесся издалека голос девушки. – Артур Альбертович!
– Скажи, что я сейчас подойду!
Василий Макарович встал из-за стола с папкой в руках. Вдруг какая-то газетная вырезка спланировала на пол прямо у его ног. Он наклонился, подобрал ее, хотел засунуть в папку, но случайно взглянул на вырезку.
Это была выцветшая черно-белая фотография.
Прочитав подпись под ней, дядя Вася воровато оглянулся на Валентину Игоревну. Хранительница архива не смотрела на него – она уже повернулась и собиралась идти к телефону.
Старый мент сложил вырезку вдвое и торопливо засунул ее в задний карман брюк.
– Ну, ты скоро, Вася? – Валентина оглянулась на него через плечо. – Пойдем, один ты отсюда не выберешься!
– Да уж знаю… – буркнул Василий Макарович, поставил папку на место и зашагал за Валентиной.
– И не обижайся на меня, – сказала та, когда старый сослуживец поравнялся с нею. – Сам понимаешь, мне ведь тоже до пенсии всего ничего осталось, и неприятности под занавес ни к чему…
– Да я и не обижаюсь, – кротко ответил дядя Вася. – Я все понимаю – служба есть служба…
Валентина взглянула на него подозрительно, но Василий Макарович послал ей встречный взгляд прямо-таки голубиной кротости, она фыркнула и отвернулась.
Бонни встретил Василия Макаровича на пороге, радостно кинулся ему навстречу и чуть не свалил с ног.
– Ну все, дядя Вася, он вас уже за родного считает! – ревниво проговорила я. – Раньше он только меня так встречал… есть будете? Я котлет нажарила…
– Котлет? – Василий Макарович облизнулся. – То-то я чувствую, такой дух стоит аппетитный!
– Тогда мойте руки и садитесь, пока еще что-то осталось. А то Бонни у меня уже половину котлет выклянчил и не собирается останавливаться на достигнутом…
Бонни утробно заворчал, подтверждая мои слова.
Василий Макарович уселся за стол, придвинул к себе тарелку и зажмурился от удовольствия:
– С чесночком! Как я люблю! Слушай, тезка, я вот думаю – может, черт с ним, с этим расследованием? Оставим все как есть, ты перейдешь на нелегальное положение и останешься у меня… будешь мне котлеты жарить, борщ варить научишься… Бонни, ты как – не возражаешь? – И он подмигнул догу.
Тот склонил голову набок, обдумывая предложение.
– Молчание – знак согласия! – прошамкал дядя Вася с полным ртом.
– Кстати, о расследовании, – напомнила я, – что вам удалось выяснить в архиве? Или вас туда не пустили?
– Как это не пустили? Обижаешь! Чтобы меня, да не пустили в родное, можно сказать, управление? А добавки можно?
– Расскажете, что нашли, – будет вам добавка!
– Ну, и ты туда же! – обиделся дядя Вася. – Материально стимулируешь? Я что тебе – собака Павлова?
– Дядя Вася, не тяните! Что вы узнали?
– Ну, что узнал. Во-первых, Ольга твоя действительно была на теплоходе «Жуковский» в его последнем рейсе, она есть и в списке пассажиров, прибывших на корабль перед отплытием, и в списке спасенных после аварии…
– Ну, это неудивительно. Если бы ее не было среди спасенных – я бы с ней не встретилась, и вся моя жизнь сложилась бы иначе. Не знаю, лучше или хуже…
– Во-вторых, – продолжил Василий Макарович, не дав мне развить мысль. – Ее соседку по каюте звали Ниной, так что тот человек на выставке вполне мог обознаться. Может бьпь, он видел их вместе и перепутал имена… но та соседка, судя по всему, погибла во время аварии. Я на всякий случай и фамилию ее записал…
Он полез в карман брюк, вытащил оттуда помятый блокнотный листок. Вместе с листком из кармана выпала сложенная вдвое газетная вырезка. Она, плавно покачиваясь, пролетела самолетиком и приземлилась прямо перед мордой Бонни. Пес клацнул зубами и подхватил бумажку.
– Что это он схватил? – спросила я. – Что-нибудь нужное?
– Ага, я и забыл! – оживился Василий Макарович. – Я там газетную вырезку нашел… Бонни, отдай!
Он встал из-за стола, шагнул к псу. Тот отскочил в сторону, как разыгравшийся щенок, не выпуская вырезку из пасти.
– Бонни, отдай сейчас же! – строго велела я. – Дядя Вася с тобой вовсе не играет!
Но Бонни со мной не был согласен: он считал, что дядя Вася с ним именно играет, и эта игра ему очень нравилась. Он скакал вокруг Василия Макаровича с грацией молодого бегемота, угрожая переломать всю наличную мебель и перебить всю посуду. Злополучная вырезка торчала у него из пасти, и я не сомневалась, что еще пара минут – и он изжует ее до неузнаваемости.