— Хороший план.
— Нужен ингалятор? — спросил он, чувствуя ее неровное дыхание.
Она покачала головой:
— Нужен ты. — Сойер открыл рот, но она приложила палец к его губам. — Теперь говорю я.
Когда ледяные пальцы начали двигаться по его груди и животу, он схватил ее руку, энергично растирая, чтобы согреть.
Хлоя засмеялась, но Сойер заставил ее умолкнуть поцелуем, крепким, долгим и глубоким, пока его рука скользила у нее между бедер. Там она была уже горячей, влажной и готовой.
— Ты хочешь меня.
— Да. Я хочу тебя. Всегда хотела.
Ее слова потрясли Сойера. Это не может быть признанием в любви. Он знал, что она бы никогда этого не сделала.
Тогда почему у него такое ощущение? А потому, что он уже не в состоянии контролировать с ней свои эмоции, вот почему.
— Я тоже хочу тебя. — За последнее время он не помнил момента, когда бы не хотел ее.
Сойер позволил себе утонуть в ее поцелуе, в ней, погружаясь в ее тепло. Как хорошо, что он не мог одновременно целоваться и разговаривать, поскольку был опасно близок к тому, чтобы открыть ей свои чувства.
— Сейчас, — прошептала она.
— Еще нет. Я хочу…
— Сойер!
Против этого он не мог устоять и вошел в нее. Медленно, напомнил он себе, всматриваясь в ее лицо. Но увидел только желание и закрытые глаза, пока руки Хлои двигались по его телу, затопляя его удовольствием. Приподнявшись, он сделал новый толчок, уже более глубокий, затем помедлил, когда она впилась ногтями ему в плечи.
— Не останавливайся, — сказала она хрипло, но без признаков беспокойства. — Пожалуйста, не останавливайся.
Эту сексуальную мольбу она сопровождала нетерпеливыми круговыми движениями бедер, и Сойер уже начал терять самообладание. Утром он пробежал три мили по берегу и остался в хорошей форме, не чувствуя перенапряжения, а сейчас дышал как загнанная лошадь. Сойер поднялся на руках, чтобы сильным толчком войти в нее до основания, и начал двигаться. Когда Хлоя закричала, он понял, что это мольба о большем, и дал ей желаемое.
Она лучезарно улыбнулась ему. Пытаясь сохранить дыхание, он подумал, что, должно быть, так Хлоя чувствовала себя при астме. Но затем она прижала рот к его рту и дала ему порцию воздуха. Сойер продолжал двигаться, теперь все настойчивее и быстрее, пока она не замерла под ним. В ее глазах было томное, полное любви удивление.
Боже, она так хорошо себя чувствовала. Этого было достаточно, чтобы он позволил себе получить облегчение, а затем обессиленно рухнуть.
Не стоит ничего воспринимать всерьез. Смотрите на происходящее с юмором.
Хлоя Трегер
На следующий день Хлоя давала урок йоги одной Элли. Та постоянно болтала об изумительных бургерах в ресторанчике у Эми, о ее встрече с Симпатягой в винном магазине, о том, что здесь нет очередей в почтовом отделении… Ей нравятся люди, и она не уверена, скучает ли о ком-нибудь из домашних.
— Совсем ни о ком? — спросила Хлоя. — А Джон?
Первый раз за всю неделю та промолчала.
Они еще разминались на берегу, когда к гостинице подъехали Джекс и Мэдди. Она хотела выйти из машины, но Джекс втянул ее обратно для поцелуя.
— Он собирается проглотить ее, — с некоторой завистью сказала Элли.
— Они скоро поженятся. Думаю, все почти женатые так ведут себя. — Хлоя поморщилась, вспомнив, почему Элли здесь. — Прости, я…
— Не беспокойся. — Сидя на коврике в индийской позе, Элли смотрела в море. — Я не могу вечно скрывать это.
— Мне известно, что ты поддерживаешь связь с родными. Ты звонила Джону?
— Нет. — Элли закрыла глаза и вздохнула. — Я сделала ошибку, Хлоя. Большую ошибку. Время перед свадьбой было напряженным. Предстояло очень много сделать, и все старались принять участие. — Она покачала головой. — Я уже перестала понимать, что делаю и почему. Джон хотел помочь, но я сказала, что не нуждаюсь в этом. Невеста сама должна справляться. Я оттолкнула его. А потом, когда он сделал большой шаг назад, обиделась и оттолкнула его еще дальше. — Элли закусила губу. — В день свадьбы я почувствовала себя одинокой. Это была моя вина, но я этого не понимала. И сбежала, как маленькая девочка.
Хлоя понимала и ее поведение, и ее одиночество. Честно говоря, и ее бегство тоже.
— Никогда не бывает слишком поздно для сожаления. — Она протянула Элли свой мобильник. — Ты можешь не говорить ему, где ты…
Элли с такой быстротой схватила телефон, что у Хлои закружилась голова.
Она свернула коврик и направилась к гостинице, чтобы не смущать Элли, но даже не успела выйти за пределы слышимости, как та уже начала разговор.
— Малыш? Это я. Джон, я очень сожалею… В каком-то скучном провинциальном городе под названием Лаки-Харбор… Правда?.. Ты приедешь? О, Джон…
Сойер постучал в отцовскую дверь и не удивился, когда не получил ответа. Уже третий день одна и та же история. Он прошел в кухню и поставил на стол две сумки с едой.
Наконец он услышал, как в туалете спустили воду, затем появился отец.
— Хорошо бы постучать, — проворчал он, увидев Сойера.
— Я стучал. И звонил. Ты меня избегаешь.
— Я сидел на горшке.
— Так я звонил всю неделю. Хотел помочь тебе отремонтировать ворота.
— Мой парень делает это. Ненавижу морковь, — сказал Нолан, понюхав содержимое сумок. — И чернику тоже. Это еда для маменькиных сыночков.
— Она полезна для тебя. — Сойер посмотрел на него. Женская кофта, выцветшая от многолетних стирок, темно-синие штаны под его дивным животом. — Ты должен есть здоровую пищу.
— Я уже шестьдесят лет ем что хочу.
— Отсюда и проблемы со здоровьем.
— Черт побери! — Нолан махнул рукой и сбил на пол сумку. — Мое дело, не твое.
Случайно он уронил ее или нет, это разозлило Сойера. Он мог общаться с наркодилерами и преступниками, не теряя хладнокровия, но отец умел за пять минут вывести его из себя.
— Послушай…
— Нет, послушай ты. — Нолан выплюнул эти слова как яд. — С каких это пор ты стал говорить мне, как жить?
— С тех пор как твой доктор сказал, что ты умрешь, если не изменишься!
— Плевал я на доктора! — прорычал отец. — Это двенадцатилетний тощий пацан.
— Доктор Скотт мой ровесник, — ответил Сойер, прилагая все усилия, чтобы не повысить голос. — Джош и я, мы вместе ходили в школу.
Фактически много-много суббот они вместе оставались в школе после уроков за дурное поведение, сводя учителей с ума.
— Ты хочешь сказать, что вместе были никчемными головорезами, — фыркнул Нолан.