— Чтобы я больше про этого Валерку ничего не слышала! — окончательно вышла из себя Настя. — Этого еще не хватало, на родителей доносить. Павлик Морозов какой выискался. И если хочешь знать мое мнение, то правильно, что отец Валерку за двойки лупит. Значит, мало он его лупит, если Валерка до сих пор из первого во второй класс переползти не может!
— Ладно, мама, что ты так расшумелась, — ответил присмиревший отпрыск. — Не хочешь, не буду я с Валеркой дружить. Тем более что я теперь во втором классе, а он все еще в первом остается.
И с этими словами Ванька умчался на улицу, где уже прохаживались его новые приятели. У одного в руках было румяное яблоко, у другого в подоле рубашки лежало множество спелых желтых слив, а еще один держал в руках огромный кусок белой булки, обильно намазанной чем-то жирным и желтым. То ли творог со сливками, то ли домашний сыр, то ли что-то вроде этого. Все ребята наперебой принялись совать своему новому другу куски от своих угощений.
— Будем надеяться, что Ванька хотя бы у своих новых друзей перекусит, — со вздохом произнесла Настя.
Вскоре пришел Лешка, который лишь головой покачал, увидев кусок хлеба, который был оставлен для него. Но съел, не поморщился.
— Где ты спал?
— Мне постелили на сеновале. И двое назареев меня оберегали с двух сторон.
— Тебя даже не пустили в дом? — поразилась Настя. — Я была уверена, отец позовет тебя к себе.
— Ты не знаешь отца. Все, что приходит к нему из большого мира, считается им нечистым. И пока он лично не очистит пришедшее или пришедшего к нему, то никакого близкого общения не будет. Пустить кого-то из нас в свой дом, значит, подвергнуть обитающих в нем людей соблазну и угрозе столкнуться с нечистотой чужаков.
— Знаешь, встречала я чистюль, но таких, как твой папочка — никогда, — покачала головой Леся.
— Он вообще здоров психически? Врачи его освидетельствовали когда-нибудь?
— Отец сам по образованию врач.
— Это еще ничего не скажет. Кормить гостей, приехавшего сына и его беременную жену одним хлебом и водой, когда у самого закрома ломятся — это как? Это нормально?
— Это делается для нашего же блага.
— Какое благо может быть в том, что на завтрак нам дали сухую краюху хлеба и посоветовали попить водички из колодца?
Допустим, тут Кира слегка преувеличила. Хлеб был совсем свежий и даже теплый. И было видно, что испекший его человек готовил с большой любовью и старанием. Но все равно, один хлеб — это очень и очень мало для такой большой и оголодавшей компании.
— Церемония очищения начинается с поста. Он может длиться и день, и несколько дней, и даже несколько месяцев, в зависимости от тяжести наложенного послушания. Нам придется поститься до вечера.
— Суровый у тебя отец.
— Это еще что. Это, я считаю, еще очень хорошо все прошло. И отец был с нами всеми милостив и приветлив.
— Приветлив? — не поверила своим ушам Кира. — Это ты называешь приветливостью? Сначала он заявил нам всем, что мы мерзкие грешники, недостойные даже переступить порога его дома. А теперь он морит нас голодом, да еще собирается впутать нас в свои манипуляции.
— Не манипуляции, а обряды. Отец очень набожен. Он уверен, что официальная церковь давно развращена, истинной благодати в ней нет. И что в нынешние последние времена каждый человек должен самостоятельно или с помощью опытного проводника искать свой путь очищения и спасения.
— А опытный проводник — это он сам?
Лешка молча кивнул. А потом, взглянув на Настю, внезапно произнес:
— Если хочешь, мы можем уехать. Одно твое слово, и мы собираем вещи, берем Ваньку, и только папаша нас и видел! Я-то его хорошо знаю, поэтому и не удивляюсь такому приему. Но если вы против, то одно твое слово, Настя, и мы уедем!
Настя поколебалась ровно одну минуту.
— Нет, — произнесла она затем, приветливо улыбнувшись, — нет, дорогой. Я хочу, чтобы твой отец принял меня, как законную невестку. И если для его успокоения требуется, чтобы я денек поголодала и помылась в его чертовой бане, то я готова.
Лешка просиял и, взяв Настю за руку, сказал ей, что она самая замечательная, самая чудесная и самая понимающая женщина в мире.
— А баня у отца очень даже классная, ты сама увидишь. Он даже специально пригласил для ее постройки человека со стороны. К нам приезжал архитектор-проектировщик, и баня возведена по его собственному проекту, согласно старинным чертежам чуть ли не эпохи Калигулы. Другой такой, наверное, со времен римских императоров люди и не видели.
Лешка сумел возбудить любопытство своих друзей. И надо сказать, что мысль о замечательной бане, которой позавидовала бы и римская знать, здорово отвлекала их от поиска всех своих прежних грешков, грехов и проступков. И поэтому к обеденному часу они продвинулись на пути покаяния куда меньше, чем ожидали. Впрочем, принесенный друзьям обед наглядно показал им, что до победного финала еще очень далеко, и жители поселка это отлично знают. На обед им подали по миске жидкой похлебки на травах и по куску пресного белого хлеба.
— Этого вполне достаточно, чтобы продержаться до вечера.
— А вечером нас накормят? — с тоской поинтересовалась Кира, которую совсем не вдохновила вода с капустой.
— После церемонии очищения нам всем подадут специальный напиток — эликсир невинности, но по сути это просто молоко с медом.
Ну, хотя бы кое-что. Друзья перекусили, Лешка даже доел Ванькину порцию, потому что мальчик, забежав в дом, чтобы пообедать, и увидев снедь, которой усмиряли свою плоть родители, скривил пренебрежительную гримасу и заявил:
— А я не буду это есть! Меня Слава к себе обедать пригласил.
— Пригласил? А его родители в курсе?
— Они тоже сказали, чтобы я приходил. Мы сядем в саду, чтобы злой старикан не возникал потом.
И устремив на мать взгляд, Ванька воскликнул:
— Мама, ну можно? У Славки отец рыбину притащил, огромную! Они все ее есть будут и меня тоже позвали с ними обедать.
— А как же запрет старца Захария?
— Ко мне этот запрет не относится, — важно объяснил взрослым Ванька. — Я еще дитя. И потом, раз мне можно играть со здешними ребятами, значит, и в гости к ним зайти не возбраняется. Я уже у многих дома побывал. Ну, мама… можно я пойду есть рыбу?
Ванька любил рыбу в любом виде, хоть в вареном, хоть в жареном. В соленом, печеном и копченом тоже любил. И поэтому Насте не оставалось ничего другого, как развести руками:
— Ну, коли у них рыба, иди.
Обрадованный Ванька убежал. А друзья вышли в сад, где можно было погулять, и к тому же имелась возможность раздобыть чего-нибудь съестного в добавление к весьма скудному обеду. На некоторых деревьях висели спелые плоды, да и под ногами валялось достаточное количество вполне пригодных в пищу паданцев. Подруги были уверены, что наказания за это не последует. Никто ведь не заставлял их сидеть сиднем в доме. Им всего лишь было сказано, что о грехах своих надлежит поразмыслить в месте тихом и спокойном. А чем в саду не спокойно? Очень даже спокойно.