— Меня хотят погубить. Если это видео увидят жители поселка, мне конец!
— Ну, не стоит все так драматизировать.
— Нет, правда! И не только мне конец! Опозорены будут все мои родные. Отец, мать, братья и сестры! На всех них будут указывать пальцем и говорить, что они воспитали блудницу.
— Поговорят и забудут.
— Мне придется уехать.
— Это да, возможно, что и придется. Но ведь этот мир велик. Илия и Ахель вернулись оттуда, они полны новых впечатлений, это изгнание стало для них своего рода отпуском.
— Но они были вдвоем, а я одна!
— Найдешь себе нового мужчину.
— Сын мой в тюрьме!
— Выпустят его!
— Муж умер, позаботиться обо мне некому!
— Сама позаботишься!
— Родители, если узнают правду, отрекутся от меня!
Стенания Милы, даром что она произносила их едва слышным шепотом, стали доставать друзей. Если грешишь, имей храбрость признать этот факт и осознать его последствия. Виссарион, быть может, умер из-за их связи, а Мила только и делает, что сожалеет о своей репутации, которой может быть нанесен ущерб.
Но потом друзьям стало стыдно. В конце концов, Мила не так уж и не права, что боится будущего. Она не имеет специальности, скорей всего, образование ее закончилось на уровне средней школы. Без поддержки своего мужа и своих родителей — она никто и ничто, если только… если она…
И Кира неожиданно для самой себя выпалила:
— Ты можешь получить наследство за своим мужем и очень неплохо устроиться отдельно от твоих родителей.
— Что?
Мила широко распахнула глаза. Казалось, эта идея ни разу не приходила ей в голову.
— Я — женщина, буду наследовать за своим мужем?
— Ну да, а что тут такого? Ты, Алеша и другие дети старца — это прямые наследники Захария.
— Нет, нет, его средние дети не будут претендовать на отцовскую власть. Вся власть должна быть передана старшему сыну. Или…
— Или кому?
— Или же Лешке. До того, как Лешка сбежал, отец хотел сделать наследником его — любимого своего сына.
И в голосе Милы мелькнула гордость за сына, который хоть и был младшим, но оказался самым любимым и достойным в глазах своего отца.
— Но я сама никак не могу наследовать власть в поселке. Это против закона, это против наших правил.
— Мы говорим не о власти в поселке. Мы говорим о самой недвижимости.
— Что? О чем?
Людмила явно не понимала, что пытаются втолковать ей друзья. И им пришлось объяснить женщине:
— Земля, дома, все в поселке принадлежало твоему мужу. Собственность записана на его имя, понимаешь?
— Дома не принадлежат людям, которые в них живут? — удивилась женщина.
— Нет, не принадлежат. А ты разве этого не знала?
— Нет, нет, конечно, — изумленно прошептала Мила. — Откуда? Мне и в голову не приходило, что люди живут не в своих домах. Как же так? Ведь они их построили, они в них и живут? Как же вы говорите, что дома не их?
— Люди живут в этих домах, но дома принадлежат твоему мужу. Вернее, принадлежали ему, а теперь могут принадлежать тебе.
— И все дома, и вся земля в поселке, и вокруг него, и рыбные пруды, и скотоводческая ферма — все это было оформлено на твоего мужа. Все прочие в поселке не более, чем арендаторы и работники. А ты его законная жена. И если ты заявишь о своих правах в суде, то суд будет на твоей стороне. Ты получишь всю Зубовку. Понимаешь?
Это была проверка со стороны друзей, и Мила прекрасно прошла ее.
— Нет, — решительно покачала она головой. — Я не могу так поступить. Это несправедливо.
— Подумай хорошенько.
— Нет, все равно, я не могу принять власть. Никто из жителей не станет повиноваться моим словам.
И Мила замкнулась в себе. Опять двадцать пять! Далась ей эта власть, все дома и землю можно запросто продать.
— Но по крайней мере теперь ты понимаешь, что ты богата, и голодная смерть тебе точно не грозит?
Эти слова возымели наконец свое действие на вдову.
— Хочешь сказать, что если соседи захотят выгнать меня из Зубовки, то…
— То уйти придется им! — почти весело подтвердила Кира.
Теперь Мила тоже заметно повеселела. До сих пор она сильно боялась нищеты и голодной смерти. И поняв, что голод ей точно не грозит, она быстро пришла в себя окончательно.
Между тем, пока Кира вела этот разговор с Людмилой, Лисица повернул экран своего планшета к себе и задумчиво всматривался в него. Как поняла Кира, смотрел он не что-нибудь, а то самое злополучное видео, загрузив его к себе с диска. Когда Кира обнаружила, чем ее мужчина занимается, она от души возмутилась.
— Ты чего тут делаешь? — вцепилась она в жениха, оглядываясь, не видит ли Мила, чем он занят.
Но к счастью, Мила уже ушла, чтобы умыться и привести себя в порядок. Для вернувшейся с того света она была удивительно внимательна к собственной внешности. Попыталась даже замазать проступившую от удавки полосу на шее. А потерпев фиаско, не огорчилась, быстро перерыла нижнюю полку шкафа и нашла там миленький свитерок из шелковистой вискозы с высоким плотным воротом. С ним она и скрылась в дверях ванной комнаты. И как надеялась Кира, именно с целью переодеться, а не для очередной попытки суицида.
Впрочем, казалось, Мила совсем пришла в себя. И конечно, ей было не нужно вспоминать о том фильме, который едва не свел ее в могилу.
— Ты зачем смотришь эту гадость? — зашипела Кира на Лисицу. — Да еще один?
— А ты тоже посмотри. Пожалуйста, я совсем не против.
— Не буду!
— Нет, ты посмотри, посмотри, — настаивал Лисица.
— Говорят тебе, не буду!
— А я говорю, посмотри! — неожиданно гаркнул на нее Лисица.
Поняв, что он не уступит, придется уступить ей, если она не хочет ссоры, Кира послушно уставилась на экран.
— Ну?
— Ничего не замечаешь? Ничего особенного?
— Нет.
— А так?
И Лисица увеличил кадр.
— Ну? Теперь что-нибудь видишь?
Кира всмотрелась в экран и неожиданно для самой себя увидела в отражении оконного стекла застывшую человеческую фигуру. Человек стоял с другой стороны окна, на улице и вел съемку.
— Да, что-то вижу.
— Сейчас я еще увеличу.
Лисица щелкнул, и на экране появилось чуть расплывчатое, но хорошо узнаваемое лицо. Даже несмотря на то что часть лица была закрыта объективом камеры, его можно было опознать.