А белобрысая геологиня смотрела на него влажными глазами, приоткрыв рот, очевидно, ее тоже зацепило. Муж ее крепко спал, не обращая внимания на кочки и ямы, которые водитель «козлика» преодолевал с большим мастерством.
Сыч встретил их на автобусной станции, кивнул скупо и повел ночевать в какой-то сарай, где брошены были на сено два старых матраца. Наутро хозяин сарая, высокий старик, принес снаряжение. На левой руке у него не хватало двух пальцев, через всю щеку проходил криво заживший шрам.
«Не от ножа, – прошептал тогда Витька Павлу, – и не от пули…»
Павел не ответил, ему все больше не нравилась их экспедиция. Дальше следовало добраться на попутных машинах или как придется до Золотореченска, а уж там – пешком в тайгу.
И начались дни, заполненные тяжелой, изнурительной работой. Они много ходили, Сыч вел их одному ему известными тропами, приводил на мелкую речушку или ручей и указывал, что делать. Павел быстро научился нехитрой премудрости – промывать и промывать песок в самодельном деревянном лотке, стремясь найти там золотые крупинки.
Тайга была рядом – высокие мрачные деревья, редкие поляны, ледяные ручьи. Места были дикие, изредка попадалось на привале давно остывшее кострище. Спали они в палатке, устраивали дымный костер, спасаясь от злобного гнуса – даже накомарники и мазь не помогали. Ночами вокруг бродило всевозможное зверье, мелкое и крупное, утром находили следы охоты сов, барсуков, куниц и лис. Витька отошел в сторонку по нужде, встретил медведя. Тот сам испугался и убежал, а Витька со страху забыл, зачем пошел.
Пару раз они встречали в тайге людей. Один раз попалась ватага таких же старателей – угрюмые дикие мужики, заросшие до самых глаз бородами. Сыч переговорил о чем-то с их старшим, и бригады разошлись, не перебросившись словами.
Второй раз дело обернулось хуже. Сашка вышел из палатки ночью, и вдруг от костра метнулась к нему тень с ножом. Сашкина отличная реакция помогла выбить нож, да еще он наподдал нападающему ногой в челюсть, так что клацнули зубы. На крик выскочили Павел и Сыч, который прикладом ружья успокоил второго вора, а Павел голыми руками схватил третьего и кинул его далеко от костра, так что кости загремели.
– Что за люди? – спросил он Сыча.
Тот пожал плечами: не то беглые, не то просто бродят люди по тайге, ищут, где что можно взять без сильного шума. Зачем выяснять, отмахались от них – и ладно.
Понемногу они привыкли – к тяжелой работе, к вечному гнусу, к постоянной опасности и плохой пище. Вспоминали сказки Бажова и «Угрюм-реку» Шишкова, сравнивали себя с героями Джека Лондона. Смущало одно – уж слишком ничтожен был результат, у каждого набралось золотого песку едва ли не со спичечный коробок.
«Жилу искать надо, – говорил Сыч, – если найдем жилу, то и фарт пойдет!»
Вечерами он думал, чертил на земле что-то наподобие карты, смотрел на деревья. И решился.
Раньше они двигались преимущественно на юг, теперь Сыч круто свернул к востоку. Они шли долго, целый день. Переночевали, не разбирая вещи – и снова в путь. Всю дорогу Сыч молчал, они тоже ничего не спрашивали, Павел так устал, что ему было не до разговоров. Сашка посматривал на Сыча, но до поры до времени тоже помалкивал – так они договорились еще в Питере, в дороге Сыч командир.
На третий день даже Павлу стало ясно, что Сыч идет без прежней уверенности, он часто останавливался, рассматривал деревья, на берегу ручья разрывал песок и просеивал его меж пальцев.
А потом они зашли в болото. До сих пор, вспоминая о том кошмаре, Павел содрогается. Облепленные гнусом, по колено в коричневой, отвратительно пахнущей жиже, они шли и шли за своим проводником, стараясь только ступать след в след. В конце пути у Павла в голове не осталось никаких мыслей – лишь монотонное чавканье грязи под ногами и гудение мошки.
Они выбрались. Искусанные, помятые, в мокрой и грязной одежде, они вышли из болота.
Берег круто уходил вверх, они миновали сопку и услышали журчание воды.
– Вот она, речка. – впервые Павел увидел, как Сыч улыбается, по задубевшему лицу его, как по камню, внезапно пошли трещины, глаза блеснули.
И все, снова лицо закаменело.
Они прошли немного вверх по реке и там, где впадал в нее полноводный ручей, обнаружили заимку. Полуразвалившаяся избушка из старых замшелых бревен, крыша прогнила и провалилась. Сашка с опаской тронул дверь, они вошли, согнувшись, и увидели в углу на самодельной лавке скелет в истлевшей одежде.
Все были так измучены, что сильного впечатления скелет на них не произвел. Однако палатка намокла в болоте, и ночевать нужно было под крышей, поэтому, посовещавшись, решили вынести скелет на берег реки и завалить камнями. Никаких вещей, ничего, что помогло бы узнать о человеке, нашедшем свою смерть в этом медвежьем углу, в хижине не было, Витька нашел только насквозь проржавевшее лезвие ножа.
– Беглый, наверное, – равнодушно сказал Сыч, – заболел или от голода помер… лет пятьдесят он здесь пролежал, если не больше. Дикое место, никто не ходит.
Сашка настоял, чтобы вырыли неглубокую яму в песке и лишь тогда перенесли скелет на берег. И когда подняли кости с лавки, то нашли под ними золотой нательный крестик. Шнурок истлел, а золоту ничего не сделалось.
И тогда Сыч пошарил по углам, попинал ногами подгнившие бревна, постучал, походил вокруг избушки и нашел в дальнем углу под вторым венцом захоронку. Сверток был засыпан песком, так что даже куски кожи сохранились. Внутри лежала железная коробка из-под конфет, очень старая, но хорошо сохранившаяся, можно было разглядеть еще картинку – румяная боярышня примеряет перед зеркалом расшитый жемчугом кокошник. А когда открыли коробку, то оторопели. Коробка под завязку была заполнена неровными прозрачными камушками.
– Алмазы! – выдохнул Сыч. – Так вот откуда он шел…
Павел никогда в жизни не видел необработанных алмазов, но поверил Сычу сразу же, только непонятно было, как тут оказались алмазы, вроде бы в этих местах их не добывают. Сыч объяснил неохотно, что человек, от которого остался один скелет, шел издалека, с севера, и хотел, видно, перебраться в Китай, здесь граница довольно близко… Но не смог – заболел в пути и умер на дикой заимке.
Тогда они обалдели от таких сокровищ. Это было целое состояние, им и представить было невозможно, сколько стоит коробка алмазов, Сыч сказал, что они очень чистые, да они и сами это понимали. Они рассыпали камни на куске брезента, играли в них, как маленькие, пытались делить. Сыч прикрикнул на них, Павел с Витькой огрызнулись – не командуй тут, теперь мы все равны… Сашка еле их утихомирил, а Сыч неожиданно смолчал. Павлу стало не то чтобы стыдно, но как-то неприятно – одурели совсем от жадности, орут друг на друга, глаза горят, руки трясутся… Молча собрали камни в коробку, и Сыч налил всем по стаканчику водки. Вообще в экспедиции был сухой закон, но фляжку Сыч держал на случай переохлаждения или еще какой болезни. Водка была коричневого цвета, настояна на целебных корнях, пояснил Сыч.