– Какое отвратительное слово – «ветеран»! – поморщилась Ирина Анатольевна. – От него пахнет нафталином и карболкой!
– Хорошо, скажем так – театральным работникам, удалившимся на покой.
– Надо же – они вспомнили о моем существовании! – Дама выразительно развела руками. – Это что-то удивительное! Даже когда я работала в театре, меня обычно не замечали, хотя без костюмера ни один спектакль невозможен, как без режиссера или без исполнителя главной роли!
– Видите, теперь справедливость восторжествовала! – с этими словами Леня расстегнул спортивную сумку и начал выгружать на стол покупки: большую коробку конфет, печенье, кофе, дорогой английский чай, маслины, французский сыр, банку икры…
Ирина Анатольевна явно обрадовалась хорошему кофе и чаю, маслинам и сыру. Увидев круглую жестяную коробку датского печенья, она вздохнула:
– Увы, я уже много лет такого не ем…
– Неужели у вас диабет?
– Слава богу, нет, просто берегу фигуру…
– Ну, с фигурой у вас полный порядок! – галантно проговорил Леня. – Для вашего возраста просто удивительно…
– Потому и порядок, что я постоянно слежу за своим рационом. И возраст тут ни при чем. Двигаюсь я сейчас меньше, поэтому приходится ограничивать себя в еде. Знаете, как говорила Антонина Валерьевна? Чтобы хорошо выглядеть, женщина должна в течение всей своей жизни поддерживать один и тот же вес. С точностью до килограмма! Вот уж кто всегда действительно прекрасно выглядел! Я ведь много лет занималась ее костюмами и клянусь вам – за все эти годы ее мерки не изменились ни на сантиметр! Когда в конце своей театральной карьеры она играла в «Гамлете» королеву – ей подошло то же самое платье, в котором за тридцать лет до того она исполняла роль Офелии!
– Да что вы говорите! – вежливо удивился Леня.
Он понятия не имел, кто такая Антонина Валерьевна, но понимал, что, спросив об этом хозяйку, полностью утратит ее уважение.
– Ну, ничего, – решил он сменить тему, – этим печеньем вы угостите гостей.
– Ну, гостей у меня почти не бывает. – Ирина Анатольевна погрустнела. – Разве что Митенька. Впрочем, он любит сладкое! Молодым всегда хочется есть…
– Митенька? – поинтересовался Маркиз. – Кто это – Митенька? Ваш внук?
Ирина Анатольевна ответила не сразу. Она подошла к пианино, взяла с него одну из фотографий, показала ее Лене:
– Вот он, Митенька…
С фотографии на Леню смотрел, широко улыбаясь, совсем молодой парень. Светлые волосы, открытый взгляд, милая ямочка на подбородке…
Стоп!
Это лицо было очень хорошо знакомо Маркизу.
Он вспомнил фотографию, которую нашел в сейфе у Павла Звягинцева.
Молодой человек, по-хозяйски обнимающий девушку. Такие же яркие глаза, такая же ямочка на подбородке… только у Мити волосы пострижены короче, да и весь его вид куда современнее.
– Это ваш внук? – повторил Леня вопрос.
– Можно сказать и так… – ответила Ирина Анатольевна после продолжительной паузы. – Точнее, он мой внучатый племянник. Но никого более близкого у меня нет. После смерти Саши, моего племянника, сына моего единственного брата…
На этот раз Леня не стал торопить женщину, не стал задавать ей наводящих вопросов. Он чувствовал, что ей и самой хочется поговорить, а его вопросы могут только повредить, разбить хрупкое доверие, установившееся в этой комнате.
– Я не виню Лену, – проговорила наконец Ирина Анатольевна. – Когда Саша погиб, она была на третьем месяце. Ей нужно было думать о своем будущем, о будущем ребенка. И она вышла за Виктора…
За Виктора! Все это он уже слышал от убитого Звягинцева, тот упрекал Виктора, что он женился по расчету, из-за марки.
Маркиз закусил губу, чтобы не произнести эти слова вслух. Ведь он не мог показать хозяйке, что знает этих людей!
– Саша уехал на заработки в Швецию. Тогда как раз сняли кое-какие ограничения, и люди начали ездить за границу. Какой-то знакомый позвал его в Швецию на сбор урожая. Работа довольно тяжелая, но он был крепкий, работы не боялся, а деньги ему были очень нужны. Ведь они с Леной собирались пожениться…
Ирина Анатольевна помолчала, видно было, что продолжать ей трудно.
– Он прилетел из Швеции. Прошел паспортный контроль. А что было дальше – можно только гадать. Видимо, он договорился в аэропорту с частным водителем, сел к нему в машину… тот довез его до дома, помог поднять вещи в квартиру, а там… там он убил Сашу. Убил его из-за привезенных из Швеции вещей и денег… по крайней мере, так мне сказали в милиции.
Женщина замолчала, лицо ее резко постарело, осунулось. Видимо, это воспоминание и теперь, по прошествии многих лет, причиняло ей боль.
Она подошла к серванту, открыла его, достала две маленькие рюмки и темную бутылку.
– Давайте выпьем по капельке. – Она протянула Лене одну из рюмок. – Это хороший французский коньяк. Мне принес его Митя…
Она поднесла к губам рюмку, выпила двумя маленькими глотками, поставила пустую рюмку на пианино.
Маркиз подошел к ней, посмотрел с сочувствием, затем взглянул на остальные фотографии. На одной из них был тот самый мужчина с ямочкой на подбородке, еще одна – точно такая же, как та, что Леня нашел в сейфе у Павла. Трое ребят и девушка… молодые, веселые, беззаботные…
– Это Саша? – спросил он, показав на первую фотографию. – Как он удивительно похож на Митю! Точнее, Митя на него… А это кто такие? Его друзья?
– Друзья. – Ирина Анатольевна кивнула, посмотрела на фотографию. – Это – Лена, Митина мать… этот, с рожками – Паша Звягинцев, третий – Виктор Серебров… Паша иногда заходит ко мне, Виктор после Сашиной смерти ни разу не был, но недавно вдруг зашел, вспомнил старуху… он очень, очень изменился, я его с трудом узнала!
– А убийцу так и не нашли?
– Нет. – Женщина помрачнела. – Вы же знаете, какое было время… разгул преступности! В милиции мне ясно дали понять, что дело совершенно безнадежное… глухарь, как они говорят.
– А когда это произошло? – спросил Леня, просто чтобы не молчать.
– Я никогда не забуду этот день! – Ирина Анатольевна сцепила руки. – Черный день календаря… дважды черный день…
– Дважды? Почему дважды?
– Двадцать второе июня… день начала войны и день смерти моего дорогого Сашеньки…
– Двадцать второе июня? – машинально переспросил Маркиз.
В голове у него шевельнулась какая-то мысль, но он никак не мог ее сформулировать.
– Двадцать второе июня девяностого года… – повторила Ирина Анатольевна. – Его самолет приземлился в восемнадцать тридцать. Я надеялась, что уже на следующее утро его увижу, а вместо этого… вместо этого меня привезли в морг на опознание.
Маркиз засобирался, сказал хозяйке, что должен сегодня навестить еще двух старых актрис, и отправился домой.