— Саша, как ты себя чувствуешь? — обратилась Катя к раненому парню. Дурацкий вопрос, но что еще она могла спросить.
— Вс-йо го-ит, — еле слышно пробормотал он. Значит, в сознании. Уже хорошо.
— Мне нужно осмотреть твое лицо, — продолжала Катерина, подстраиваясь под манеру Сергеича. Как ни странно, голос почти не дрожал. — Сейчас ты уберешь руки. На счет «три». Я помогу тебе.
Она взяла парня за запястья и слегка потянула их на себя.
— Давай. Раз, два, три…
И Сашка отдернул руки.
Юлька, следившая за всеми действиями Катерины, испуганно вскрикнула и зажала ладошкой рот. Борис закашлялся и поспешно отвернулся. Даже Лёнька в первый миг в ужасе отшатнулся от брата, едва не выронив из рук горящий факел, а Макс с Седым, наоборот, застыли на месте, словно оцепенев. Но самое жуткое потрясение испытала склонившаяся над раненым Катерина, увидевшая открывшуюся ей картину во всех отвратительно-безобразных подробностях.
За свою жизнь на Заставе она повидала всякого — и оторванные конечности, и растерзанные хищниками человеческие тела. Некоторые из этих ужасных видений прошлого до сих пор снились Катерине в ночных кошмарах. Но ни одно из них не вызывало такого леденящего душу ужаса, как исполосованная глубокими рубцами багровая маска с обвисшими лохмотьями кожи и заполненными черной жижей пустыми глазницами, в которую превратилось Санькино лицо.
Паренек приоткрыл оскаленный безгубый рот и что-то прошептал, но на этот раз Катя не поняла ни слова.
— Он… — начала Юлька, но не договорила и икнула.
«Умирает!» — мысленно закончила Катерина. После того, что она увидела, этот вопрос не вызывал сомнений. Важнее было другое: сколько еще парню придется мучиться, и можно ли хоть как-то облегчить его предсмертные страдания?
Юлька снова икнула: видимо, все никак не могла успокоиться.
— Химический ожог! — объявила Катерина, чтобы заранее пресечь ненужные и совершенно бесполезные расспросы. — Очевидно, яд, который выплеснула эта тварь, имеет в своем составе концентрированную кислоту.
Из курса биологии она помнила, что медузы и другие морские кишечнополостные охотятся на свои жертвы несколько иначе, но сейчас это не имело значения. Да и черт его знает, какие способы охоты появились у нынешних гигантских потомков довоенных медуз.
— Ты можешь что-нибудь сделать? — Макс, похоже, был единственным, кто не утратил хладнокровия, но даже он продолжал на что-то надеяться.
Вместо ответа Катерина обратилась к Юльке:
— Подай мой рюкзак.
Там, среди собранных в дорогу вещей лежали фляжка с самогоном, согревающая мазь из перетопленного тюленьего жира, упакованный в отдельный пакет травяной сбор от цинги и простуды и моток чистой марли, вот и все медикаменты. Отыскав марлю, Катерина принялась обматывать ею голову Саньки. От прикосновения к своему изувеченному лицу он снова застонал. Катерина стиснула зубы, но не прекратила своего занятия и остановилась лишь, когда вся страшная рана, в которую превратилось лицо несчастного парня, покрылось ровным слоем бинтов. Все, кто был в лодке, молча наблюдали за фельдшером, и пока она не закончила, никто не произнес ни слова.
* * *
У Саньки больше не было глаз! Яд огромной медузы сжег ему и нос, и губы — все лицо, но в ужас Юлю привели именно расплавившиеся (как свечной воск), и вытекшие наружу глаза. Она была благодарна Кате за то, что та забинтовала парню лицо, хотя прекрасно понимала, что марлевая повязка ничем не может помочь бедному парню. Да и сделала это Катерина не для Саньки, а для остальных, потому что еще раз увидев такое, можно было сойти с ума.
Но заглушить или хотя бы ослабить испытываемую Саней боль марлевая повязка не могла, и даже сидя на носу лодки, Юля слышала его нескончаемые, рвущие душу стоны. Катя почувствовала ее состояние и, вернувшись на место, прошептала в самое ухо:
— Потерпи. Ему немного осталось.
— Он скоро умрет? — ужаснулась Юля, хотя и сама догадывалась, что с такой раной Саньке не выжить.
— Надеюсь, что скоро, — вздохнула Катерина, выделив интонацией последнее слово.
Юля всхлипнула и отвернулась. Ей стало стыдно за Катю, произнесшей эти страшные слова, но еще сильнее было стыдно за себя, потому что она тоже этого хотела. И только ходящие по морю волны да ветер оставались равнодушны к человеческим страданиям.
Юля долго сидела, глядя на плещущуюся за бортом темную воду. Больше она так и не заснула (после всего, что случилось и что она видела, разве можно было уснуть?) но впала в какое-то странное оцепенение, а очнулась оттого, что внезапно поняла: Санькины стоны прекратились.
Умер?
Юля сейчас же повернулась к раненому. Нет, он все еще был жив: дрожал и судорожно дергал забинтованной головой, пока старший брат крепко держал его за руку. Лёнька как раз что-то сказал — Юля поняла это по движению его губ, но ничего не услышала. Точнее, не разобрала за свистом ветра. А ветер не просто свистел, он выл, как раненый зверь. Накатывающие друг за другом огромные волны бросали лодку из стороны в сторону. На море поднялся шторм, а она этого даже не заметила! Юля с тревогой взглянула на отца, но тот, похоже, ничуть не боялся шторма. Во всяком случае, на его лице девушка не заметила никаких признаков тревоги. Его взгляд был по-прежнему устремлен вперед, а руки все так же крепко сжимали отполированное ладонями древко руля.
Макс с опаской взглянул на затянутое низкими облаками небо и, обернувшись к отцу, что-то прокричал. На этот раз Юля разобрала два слова: «метель» и «берег» или «к берегу». Действительно, каждый порыв ветра бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Это было похоже на прикосновение чьих-то холодных пальцев. Или когтей! Пока снежинок было мало, поэтому Юля их и не сразу заметила, но с каждым мгновением кружащих в воздухе снежных вихрей становилось все больше. Макс повторил свою фразу, добавив в конце что-то вроде «собьемся с курса», но отец отрицательно мотнул головой, а когда Макс приблизился к нему и попытался спустить хлопающий на ветру парус, грубо оттолкнул его.
Юля опешила. Как бы отец не относился к Максу, он никогда не позволял себе по отношению к нему ничего подобного. Да и вообще, чтобы отец на кого-нибудь поднял руку? Такого на ее памяти еще не бывало. Видимо, недавняя схватка с огромной медузой и особенно то, что это чудище сделало с Санькой, даже отца вывели из себя.
— Макс! — крикнула девушка сквозь рев набирающего силу ветра. — Папа знает, что делает!
Но в душе ворохнулась предательская мысль: а так ли это на самом деле? Вот и Максим выглядит крайне обеспокоенным. Юля привыкла доверять отцу, его знаниям и опыту, но и Макс ее тоже никогда не подводил. А сейчас они совершенно по-разному оценивали ситуацию.
Очередной порыв ветра швырнул в лицо девушке целую пригоршню снега, запорошив глаза. Юля кое-как отчистила слипшиеся ресницы, а когда снова разлепила веки, не узнала ничего вокруг. В первый миг ей даже показалось, что какая-то неведомая сила забросила их лодку в совершенно иной мир. Вокруг в невообразимом вихре кружили, нет, уже не снежинки, а мохнатые хлопья снега. Исчезли волны, море, небо и облака. Все поглотила окутавшая лодку снежная мгла. Даже сидящий на корме отец пропал из вида, отрезанный беснующейся снежной круговертью.