Один в поле не воин, а корм, добыча, мясо. Был бы Саша умнее, давно б прибился к какой-нибудь стае. Но… вожаком ему не стать, характер не тот. Это вам не учеников за опоздания отчитывать. Быть ему даже не на вторых, а на третьих ролях. А делиться с кем-то своим куском взамен на иллюзию «один-за-всех»… Благодарим покорно. К тому же раненого, больного или просто слабого непременно бросят, а то и схарчат, если с едой напряженка.

Одиночкой не может быть даже просто очень сильный. На силу всегда найдется другая, а умение задавят числом и напором. Одиночкой может быть только тот, кто не считает для себя зазорным убегать. Саша не считал. И быстрые ноги не раз его выручали. Поэтому он до сих пор коптит небо, тогда как других, настоящих мачо, давно завалили и съели. Но и у его удачи был предел, и он это знал. С каждым днем в этой ледяной стране все труднее было находить еду.

Поэтому Александр был не против того, чтобы побыть частью коллектива, где люди еще не скатились к людоедству. До тех пор, пока это совпадает с его планами.

Глава 5. Раскопки

Они остановились у входа в «жилую зону», которой служил подвал магазина.

— Снег отряхни, — инструктировал Сашу Мент. — Разуйся. Одежду протри тряпкой и повесь здесь, в шкафу. Там в углу рукомойник. Рожу и руки умой с мылом.

— Да сам знаю, не маленький, — хмыкнул Данилов. — Только это мертвому припарки. Вы же дышите этим воздухом, значит, все равно дозу получаете.

— Без тебя, мля, знаю, — огрызнулся бандит, и Данилов понял, что нарушил табу. — Если такой умный, нах приперся?

— Нужда заставила.

— Вот и нас всех. Большая, блин, нужда.

В подвале, перегородками из фанеры и досок поделенном на клетушки, было душно, сыро, но тепло по сравнению с поверхностью. Пока шли по петляющему коридору, им навстречу не попался ни один человек, но за тонкими стенками Данилов слышал тихое «бур-бур-бур» голосов.

Под потолком висела лампочка без плафона. Горела тускло и слабо, но, значит, здесь есть и генератор, и топливо для него, и аккумулятор.

Они прошли мимо двух каморок и остановились у третьей. Обитая железом дверь открылась со скрипом. Отодвинув висящее в проеме одеяло, не дававшее уходить теплому воздуху, протиснулись внутрь. В нос ударили запахи чеснока, курева и нестиранной одежды.

«Горький. „На дне“», — подумал Данилов, когда глаза привыкли к полумраку, который едва разгоняла единственная лампочка.

Его заметили:

— В нашем зоопарке пополнение. Закрывайте двери, вашу маму… Дует же.

— Ты кого притащил, ментовская душа? — лениво спросил кто-то у сопровождающего Александра.

— Прошу любить и жаловать, — ответил тот. — Саней кличут. Главный сказал, тут поживет.

С этими словами он вышел, указав Александру на раскладушку.

Данилов почувствовал себя новеньким в камере СИЗО, разве что дверь закрывалась изнутри, а не снаружи.

— Здрасте, — произнес он и представился.

— Здоровей видали, — устало пробормотал кто-то.

— Ну, привет, медведь, — протянул другой.

Александр расположился на своей койке, не суетясь, старясь своим видом показывать, что это место его по праву. И услышал за спиной:

— Это несчастливое место. Того, кто его занимал, нашли на стоянке обглоданного.

— Бывает, — пожал плечами Саша. Его ответ вызвал серию смешков.

Про несчастливое место сказал худой мужик, который лежал на койке в самом углу у «окна» и читал с фонариком. На нем была мятая черная униформа, похожая на охранниковскую (но не «Оптимы» — тамошние ходили в строгих костюмах). Череп его был выбрит так же гладко, как подбородок. Признак борьбы с облысением, а оно теперь случается не от избытка тестостерона.

— Николаев, — поднял он руку, не вставая. — Слушать здесь меня. Люди мы незлые, да и ты вроде не борзый… Но, если что непонятно, лучше спроси.

И вернулся к книжке, судя по обложке с обгоревшим краем — боевику про Слепого.

Саша оглядел комнату. Когда-то стены тут были отделаны панелями, но их отодрали — из бетона торчали остатки крепежа. Сами стены, как и потолок, были кое-как побелены, на полу постелен линолеум. Несколько слуховых окон во внешней стене заложены кирпичами, как и вентиляционное отверстие. Вдоль стен — раскладушки, железные кровати и одноместные диванчики, явно из мебельного магазина на втором этаже «Оптимы». Два журнальных столика. За одним ужинали, за другим шла игра во что-то вроде покера.

Население каморки приняло Сашу безразлично. Кто-то подходил, задавал вопросы, не проявляя, однако, большого интереса. К радости Данилова, никто не стал и наезжать на него. Он чувствовал, что может отреагировать неадекватно. А когда слова не подкреплены стоящей за ними силой — лучше их не говорить.

Обитателями комнаты были мужики средних лет. Сытые, спокойные — явно не мальчики на побегушках. В соседних, как понял Саша по голосам, имелся и молодняк, и женщины. Вот детских голосов не слышно. Может, для детей было другое помещение, но Александр подозревал, что детям не выжить в этом аду. Ребенок больше подвержен действию остаточной радиации — вроде бы даже из-за того, что его жизненно важные органы при ходьбе располагаются ближе к зараженной земле.

В подвале было градусов пятнадцать — тепло и копоть давала буржуйка посреди комнаты. Тут же на веревках сушились белье и одежда, клокотало на огне какое-то варево.

— Главный ваш всегда такой суровый, да? — спросил Данилов старшого, когда тот отложил свой криминальный роман.

— Саня Мищенко? Ты только его Мясником в глаза не назови. Это для своих, да и то он не любит. Я его раньше знал. По весне у него закидоны, но весны-то нам ждать и ждать.

— Только не спрашивай, куда гонорар потратил, — один из игроков в карты — в спортивном костюме и со свежими оспинами от заживших волдырей — хмыкнул в кулак.

— Какой еще гонорар? — не понял Саша.

— Смотрел кино «Пила-10»? — произнес на тон тише картежник.

— Физрук, ты это на бис повтори, когда он придет, — осадил его Николаев. — А мы посмотрим.

— Да пожить еще хочу… — развел руками тот.

— Вот и молчи, Илюха.

Похоже, тот, кто, судя по кличке, был учителем физкультуры, играет с огнем.

— А вообще, Мясник наш — он краповый берет, — снизошел до объяснения Николаев. — Спецназ внутренних войск. Командировок штук десять у него — и на вторую войнушку, и на третью. Куча наград. А списали, потому что не того «чеха» покромсал. Нашего.

— Чеха? — тупо переспросил Саша.

— Да не славянина, блин. Вайнаха. Нохчи. Тоже мастера по этой части, но до него далеко. Короче, не понял политического момента. За прошлые заслуги не посадили, но волчий билет получил. Вернулся — даже охранником не взяли. Вот и трудился тут сначала грузчиком, а потом в разделочном цехе.