Девушка рассмеялась:
— Да, бедняга Лео. Говорите же прямо, не стесняйтесь. Скажите толстый, скажите жирный. Да, это он — доктор Лео Френд. Он кажется неловким и неповоротливым, но мой отец клянется, что лучше медика не сыскать.
Шанданьяк поднял глаза от салфетки.
— Вы нарушаете предписания... вашего врача? Сегодня вы кажетесь мне гораздо бодрее, чем обычно.
Ее салфетка лежала на столе, и он принялся теребить ее тоже.
— Это правда, вчера я выкинула в окно все, что лежало на тарелке. Надеюсь, бедная чайка не додумалась это пробовать: в салате ничего не было, кроме трав и сорняков, которые Лео так старательно выращивает в ящиках у себя в каюте. Потом я прокралась в камбуз и выпросила у кока сыра, маринованного лука и рому. — Она застенчиво улыбнулась. — Мне так отчаянно захотелось вдруг нормальной еды, а не этой преснятины.
Шанданьяк пожал плечами:
— Не вижу в этом ничего плохого.
Он выдернул из каждой свернутой конусом салфетки по три нитяные петли, просунул в них пальцы, и салфетки превратились в подобия человеческих фигурок, шагающих навстречу друг другу. Затем Шанданьяк заставил одну фигурку поклониться, в то время как вторая присела в реверансе, и обе самодельные куколки — одной из которых ему даже удалось придать некоторую женственность — принялись танцевать по столу, выделывая замысловатые пируэты, поклоны, прыжки.
Девушка восхищенно захлопала в ладоши. Шанданьяк приблизил куколок к ней — одна присела в низком реверансе, а вторая склонилась перед девушкой в галантном гасконском поклоне — после чего он небрежным движением скинул салфетки с пальцев.
— Благодарю вас, мисс Харвуд, — церемонно произнес он.
— Благодарю вас, мистер Шанданьяк, — сказала она, — вас и ваши замечательные салфетки. Оставим формальности, зовите меня Бет.
— Отлично, — откликнулся Шанданьяк, — а я — Джон.
Он уже сожалел о порыве развеселить ее: у него не было ни времени, ни особенного желания заводить близкое знакомство с женщиной. Ему вспомнились уличные дворняги. Он частенько подзывал их просто так, чтобы посмотреть, как они на его зов потешно виляют хвостами, а потом они часами бежали за ним, не желая отставать.
Он поднялся с вежливой улыбкой.
— Что ж, — сказал он. — Пожалуй, я должен вас покинуть: мне предстоит обсудить некоторые дела с капитаном Чавортом.
Теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, Шанданьяк решил, что ему и впрямь следует пойти к капитану. «Кармайкл» шел ходко и ровно, и было не лишним спуститься в каюту к капитану, хлебнуть с ним пивка и потолковать по душам напоследок.
Шанданьяк собирался поздравить Чаворта с явным успехом его рискованного предприятия: тот не застраховал свой груз, как того требовали законы. Шанданьяку, правда, придется принести поздравления в иносказательной форме, если они окажутся не одни, а заодно предупредить, чтобы тот больше не повторял подобных опасных попыток. Шанданьяк успешно вел собственный бизнес, во всяком случае, до сего времени, и потому прекрасно знал разницу между тщательно продуманным и рассчитанным риском и бессмысленной игрой, когда на карту ставится не только дело, но и сама репутация. Конечно, Шанданьяк выскажет свой упрек в шутливой форме, чтобы старый капитан не стал жалеть, что случайно проболтался в подпитии.
— А-а-а, — сказала Бет, явно разочарованная его нежеланием продолжить беседу. — Что ж, тогда я передвину стул к перилам и буду любоваться океаном.
— Давайте я помогу.
Шанданьяк взял стул, прошел к правому борту и поставил его рядом с одной из миниатюрных пушек, которые матросы называли вращающимися орудиями.
— Тень здесь довольно относительная, — сказал он с сомнением, — да и ветер дует вовсю. Вы уверены, что не будет лучше, если вы спуститесь вниз?
— Лео уж точно счел бы именно так, — заметила она, усаживаясь на стул и одаривая Шанданьяка благодарной улыбкой. — Но я бы хотела продолжить свой эксперимент и посмотреть, какую такую болезнь можно заполучить от нормальной пищи, солнца и свежего воздуха. К тому же мой отец занят своими опытами и вечно захламляет каюту бумагами, маятниками и камертонами. Он раскладывает это по всему полу, и тогда уж ни войти, ни выйти.
Шанданьяк поколебался, но любопытство все же взяло верх:
— Опыты? А что он изучает?
— Он... Я, право, не знаю. Одно время он интересовался математикой и естественной философией, но с тех пор, как шесть лет назад оставил кафедру в Оксфорде...
Шанданьяк видел ее отца лишь несколько раз за весь месяц путешествия. Солидный однорукий мужчина, который явно чуждался всякого общества, на которого Шанданьяк не обращал особого внимания. Но сейчас, услышав слова Бет, он возбужденно щелкнул пальцами:
— Оксфорд? Бенджамен Харвуд?
— Верно.
— Ваш отец...
— Парус! — донесся крик с мачты. — Слева по борту парус!
Бет поднялась, и они поспешно перешли к левому борту, стараясь высмотреть с кормы замеченный парусник; им мешал собственный такелаж «Кармайкла». Шанданьяку вдруг подумалось, что это еще хуже, чем глядеть сверху на сцену кукольного театра, когда все марионетки в действии и за перепутанными нитями почти ничего не видно. Это воспоминание слишком живо напомнило ему об отце, и он торопливо прогнал неприятную мысль и снова сосредоточился на море.
В конце концов он сумел разглядеть белое пятнышко на самом горизонте и указал на него Бет Харвуд. Какоето время они пристально следили за парусом, но судно, похоже, не приближалось. Несмотря на солнце, ветер на этой стороне казался холоднее, и вскоре они вернулись к ее стулу.
— Ваш отец — автор... м-м-м... все время забываю название. Того опровержения Гоббса...
— «Оправдание свободы воли». — Она облокотилась о перила, подставляя лицо ветру. — Да, это он написал, хотя Гоббс и мой отец были друзьями, насколько я помню. Вы читали?
И снова Шанданьяк пожалел, что затеял весь этот разговор. Книга Харвуда была частью обширной программы, которую отец заставлял его изучать. Поэзия, история, философия, искусство! Все это замечательно, но вот римский солдат-невежда проткнул же Архимеда мечом, а орел сбросил черепаху на лысину Эсхила, приняв ее за камень, о который можно расколоть твердый панцирь.
— Читал, и мне кажется, он довольно эффективно разделался с самой идеей Гоббса о космосе как о машине. — И прежде чем она успела согласиться либо возразить, Шанданьяк торопливо поинтересовался: — Но как же с этим связаны маятники и камертоны?
Бет нахмурилась:
— Не знаю. Я даже не знаю, в какой области... науки он сейчас работает. С тех пор как умерла моя мать, он совсем ушел в себя. Иногда мне кажется, он тоже умер тогда, во всяком случае, та часть его души, которая... ну не знаю, смеялась, что ли. Последний год, правда, он несколько оживился — после его первого неудачного посещения ВестИндии. — Она озадаченно покачала головой. — Странно, что потеря руки так подстегнула его.