— Мы плывем на Ямайку?
— Еще бы, естественно. Как только мы приведем в порядок старину «Кармайкла». Теперь можно передохнуть, Бет может и подождать денек-другой, пока мы не починимся.
— О да, Хикс позаботится о ней. Я оставил ему строжайшие инструкции, к тому же за ним присмотрит негритянка.
«Негритянка, — подумал Шэнди. — Трудно представить негритянку, которая командовала бы потомком аристократического рода».
— Что ж, отлично, мы...
— Кстати, какой сегодня день?
— Канун Рождества, — отозвался Шэнди, а про себя подумал: «Неужели было трудно сообразить по праздничному настроению вокруг?»
— Может, мне стоит помахать ему завтра.
Шэнди, с лица которого все еще не сходила улыбка облегчения, наклонил голову.
— Помахать кому?
— Хиксу. Он будет на скале, на Портланд-Пойнт, завтра на рассвете с подзорной трубой. — Харвуд хихикнул. — Ему чертовски не нравится это дело, он собирается устраивать званый вечер и предпочел бы быть дома, чтобы приглядывать за подготовкой, однако он явится. Он боится меня. Я велел ему ждать корабль и удостовериться, что я машу ему рукой с палубы.
— Но к завтрашнему рассвету нам до Ямайки не добраться, — ответил Шэнди. — Боюсь, что наш корабль на такое не способен.
— А... — Харвуд опустил веки. — Тогда я не сумею помахать ему.
Шэнди, который уже собрался выйти из каюты, остановился и оглянулся.
— А зачем, собственно, нужно махать? Почему он будет ждать этого сигнала?
— Я хочу спать, — пробормотал Харвуд.
— Говорите же. — Взгляд Шэнди снова упал на лампу. — Иначе не будет никакого шоколада.
Харвуд обиженно надул губы и все же ответил:
— Если я не помашу ему с корабля, то он должен предположить, что я не прибуду вовремя, и поэтому ему придется самому выполнить первую часть магического обряда, часть, которую надо осуществить именно в день Рождества. Я сам собирался быть на Ямайке сегодня, но вчерашний шторм, а потом вы... — Харвуд приоткрыл глаза. — Я просто подумал, что, если бы мы успели туда к завтрашнему утру, я бы помахал ему с палубы и избавил бы его от лишних хлопот. Ведь в конце концов все равно нельзя совершить полный обряд, раз вы уничтожили голову Маргарет... моей Маргарет... — Веки его снова смежились.
— В чем же... заключается эта первая часть обряда? — спросил Шэнди, почувствовав, как неясная тревога поселяется в его сердце.
— Та часть, которую можно выполнить на суше. Все остальные процедуры я собирался совершить сам на море. И завтра в полдень он приступит. Ему очень хотелось, чтобы я его избавил от этой необходимости, он будет ужасно разочарован завтра утром.
— Какая процедура? Черт побери, в чем она заключается?
Харвуд вновь открыл глаза и задумчиво посмотрел на Шэнди.
— Как же, изгнание ее разума, ее души... Он освободит от нее тело при помощи магии. Я показал ему как, оставил инструкции. Хотя, — добавил он, зевая, — это лишь пустая трата времени. Некого больше поместить туда взамен.
Лишь резкая боль в коленях дала знать Шэнди, что ноги его подкосились и он упал на пол.
— Но она вернется? — спросил он, лишь усилием воли сдерживаясь, чтобы не закричать. — Душа Бет сумеет вернуться в тело?
Харвуд рассмеялся легким, беззаботным смехом ребенка.
— Вернется?! Нет, конечно. Когда она исчезнет, она... исчезнет.
Шэнди едва удержался, чтобы не придушить старика на месте, и заговорил, только когда полностью взял себя в руки.
— Ну что ж, — начал он, но в голосе все еще чувствовался гнев, и он повторил снова: — Ну что ж, я позабочусь, чтобы этот корабль был у берегов Ямайки до рассвета. И тогда вы помашете этому своему... другу, этому Хиксу, не так ли? — Он улыбался, глядя на Харвуда, но его окровавленные руки были с такой силой стиснуты, что, несмотря на загар, побелели.
— Вот и хорошо, — бросил Харвуд, зевнув. — А теперь я хочу поспать.
Шэнди тяжело поднялся.
— Превосходно, спите. Завтра нам придется подняться чертовски рано.
Не смея повернуться, поскольку предполагалось, что он погружен в молитву, мальчик из церковного хора искоса осмотрел церковь и отметил для себя, что здесь стало намного темнее. И хотя он страшился сухих, пыльных птицеподобных существ, которые выбирались из своих углов, когда мерк дневной свет, он в то же время торопил наступление тьмы, поскольку после свадебной церемонии священник примется раздавать святое причастие, а он знал, что слишком согрешил, и потому ему хотелось в темноте ускользнуть незамеченным... пусть это даже и значило, что сам он станет одним из покрытых паутиной птицеподобных существ. Он зябко передернул плечами, думая о том, что стало со всем, что было в его жизни хорошего. Ведь были же жена, друзья, профессорство, уважение коллег, уверенность в себе. Может, это все было лишь недостижимыми грезами? И никогда не существовало ничего, кроме тьмы, холода и неумолимо ускользающего рассудка?
Он почувствовал облегчение.
Венчающаяся пара подошла к алтарю, их руки соединились, медленно, зыбко, словно переплелись колышущиеся водоросли. Потом они стали подниматься по ступеням, и мальчик из хора понял, что абсолютная тьма слишком долго не наступает.
Вместо невесты рядом с женихом двигалось лишь пустое ожившее платье. Само по себе это не было столь уж ужасно. Не так уж страшно обнаружить отсутствие там, где предполагалось присутствие. Но вот жених был живым и настоящим. Правда, было невозможно знать наверняка, человек ли он. Казалось, эта кровоточащая, лишенная кожи плоть имела форму лишь потому, что была заключена в тесные одежды. И хотя глаза жениха были закрыты, мальчик из хора с уверенностью мог сказать, что тот жив, поскольку кровь струйками стекала по телу и одежде, а рот открывался и закрывался в немом крике.
Неожиданно мальчик из хора осознал, что изувеченное существо — это он сам. Однако ужаса он не испытал, поскольку тотчас же понял, что способен покинуть тело: достаточно было отказаться от всего, чтобы уйти в небытие.
И так он с огромным облегчением и поступил.
Когда в первых проблесках зари побледнел Сириус и еще три крохотные звездочки созвездия вокруг него, Шэнди потребовал себе подзорную трубу и обозрел полутона серой мглы, которая окутывала юго-восточный горизонт. И несмотря на усталость после утомительной бессонной ночи, несмотря на то что горло саднило от постоянных команд, он улыбнулся, потому что в тенях на востоке он явственно различил смутные очертания, которые не могли быть ничем иным, кроме берега Ямайки.
— Вот мы и прибыли, Скэнк, — тихо сказал он, передавая подзорную трубу пирату, который стоял рядом. — Десять часов изнурительной ночной гонки одним галсом, поскольку лавировать мы не могли. И надо же, на заре мы прибыли туда, куда и собирались прибыть. Видел бы это Дэвис.