Она наклонилась и посмотрела на руки. Одна вцепилась в землю, другая сжалась в кулак. Что в этом было так знакомо?
А потом она поняла: именно так она сама сажала семена, когда была маленькой. Одной рукой выкапывая лунку, а другой…
Она схватила костлявый кулачок и постаралась разжать его. Он не поддавался, но она терпеливо продолжала и думала о том, что открывает лепестки цветка. Рука медленно освободила то, что было в ладони.
Там было шесть морщинистых зернышек кукурузы.
Одна рука копала лунку, а другая укладывала семена.
Семена.
Ребенок умер не тогда, когда откапывал корни. Ребенок умер, стараясь посадить иссохшие семена.
Она держала у себя в ладони зернышки. Была ли в них скрыта жизнь или они были только холодными пустыми крошками?
Здесь раньше было большое кукурузное поле, сказал ей Аарон. Но все умерло.
Она подумала о яблоне, раскрывающейся к новой жизни. Подумала о зеленых саженцах, повторяющих форму тела. Подумала о цветах, которые она сажала давным-давно в сухую, пыльную землю.
Здесь раньше было большое кукурузное поле.
Свон снова посмотрела на тело. Ребенок умер в странной позе. Почему ребенок лежал на животе на холодной земле, вместо того, чтобы свернуться и сохранить остатки тепла? Она мягко взяла его за плечо и постаралась перевернуть, послышался слабый треск отдираемой от земли примерзшей одежды, но само тело было легким, как шелуха початка.
Под телом был небольшой кожаный мешочек.
Она подняла его дрожащей рукой, открыла и залезла туда двумя пальцами, но она уже знала, что она там найдет.
В мешочке были еще сухие зерна кукурузы. Ребенок защищал их теплом своего тела. Она поняла, что она сделала бы то же самое, и что у нее с этим ребенком было, должно быть, много общего.
Вот они, семена. Ей нужно было теперь закончить работу, которую начал умерший ребенок.
Она отгребла снег и засунула пальцы в грязь. Она была глинистой и твердой со льдинками и острыми камнями. Она взяла полную горсть этой земли и стала отогревать ее, потом положила в нее одно зернышко и сделала то, что делала раньше, когда сажала семена в канзасскую пыль — набрала полный рот слюны и выплюнула ее прямо в грязь в ладони. Скатала ее в шарик и продолжала катать до тех пор, пока не почувствовала, что поднимается тепло по косточкам, проходит по рукам и пальцам. Тогда она снова вернула кусочек грязи на место на землю, вжала его в лунку, откуда его зачерпнула.
Это было первое семечко, посаженное Свон, но она не знала, выживет оно в этой измученной земле или нет.
Она взяла Плаксу, с трудом передвинула ноги и отошла на несколько футов от тела, затем зачерпнула еще пригоршню грязи. То ли острый камень, то ли льдинка резала ей пальцы, но она едва чувствовала боль, вся сосредоточившись на работе. Чувство покалывания усилилось, волнами проходя по телу, как энергия по гудящим проводам.
Свон перешла дальше и посадила третье зернышко. Холод пробирался сквозь одежду, стыли кости, но она продолжала, через каждые два — три фута набирая в ладони землю и сажая по одному зернышку, В некоторых местах земля совсем промерзла и не поддавалась, как гранит, ей приходилось переходить на другое место, ища где бы земля под снегом была помягче, там где грязь промерзла и не была покрыта снегом. Она очень скоро ободрала себе руки и из порезов стала сочиться кровь. Капли крови попадали на семена и на почву, пока Свон медленно и методично, без пауз продолжала работать.
Она не стала сажать семена около пруда, а вместо этого повернула обратно к Мериз Рест и стала сажать другой ряд. Далеко в лесу завыло какое-то животное высоким, пронзительным одиноким звуком. Она не отвлеклась от работы, окровавленные руки шарили в снегу по земле в поисках оттаявшей грязи. Холод наконец пронзил ее, ей пришлось остановиться и поежиться. Лед на носу мешал дышать, глаза с хрупкими остатками зрения почти закрылись от мороза. Она лежала и дрожала, и ей пришло в голову, что она наберется сил, если сможет немного поспать. Просто небольшой отдых. Всего на несколько минут, а потом она снова вернется к работе.
Что-то толкнуло ее в бок. Она была слаба и разбита, и не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, что это. Ее опять что-то толкнуло, на этот раз гораздо сильнее. Свон обернулась, повернула голову и вздрогнула.
Теплое дыхание коснулось ее лица. Над ней стоял Мул, неподвижный, как будто высеченный из темного с крапинкой камня. Она снова захотела лечь, но Мул толкнул ее носом в плечо. Он глубоко заворчал, и из его ноздрей, как пар из чайника, вырвалось теплое дыхание.
Он не позволит ей уснуть. А теплый воздух, шедший из его легких, напоминал ей о том, как холодно, как близка она к тому, чтобы сдаться. Если она еще полежит здесь, то замерзнет. Ей пришлось снова начать двигаться и продолжить свою работу.
Мул толкнул ее более настойчиво, и Свон села и сказала:
— Ладно, ладно.
Она подняла к его морде перемазанную и окровавленную руку, и его язык облизал ее раны.
Она снова стала сажать семена из мешочка, а Мул шел в нескольких шагах позади нее, с настороженно поднятыми ушами и вздрагивая при каждом зверином крике в лесу.
Свон принуждала себя продолжать работу, но по мере того как холод усиливался, все становилось зыбким и смутным, как будто она работала под водой. Дыхание Мула каждый раз чуть согревало ее, и тогда она начинала чувствовать в темноте вокруг них какое-то скрытое движение, которое все подбиралось ближе. Она услышала рядом крик животного, и Мул ответил хриплым предупреждающим рокотом. Свон продолжала заставлять себя продвигаться вперед, очищая землю от снега и набирая в ладони грязь, а потом обратно опуская ее в лунки вместе с семенами. Каждое движение ее пальцев было мучительным актом, и она знала, что запах ее крови в конце концов привлечет из леса животных.
Но ей необходимо было закончить работу. В кожаном мешочке оставалось всего, быть может, тридцать-сорок семян, и Свон решила посадить их все. Покалывающие токи проходили по ее костям, становились все сильнее, теперь уже почти до боли, и пока она работала в темноте, она вообразила, что видит случайные крошечные вспышки огоньков, вылетающих от ее окровавленных пальцев. Она ощутила слабый запах горелого, как бывает при перегревании электрической розетки и коротком замыкании. Ее лицо под маскообразной коркой горело от боли, когда зрение ослабло, она несколько минут работала в полной слепоте, пока зрение снова не вернулось. Она толкала себя вперед на три-четыре фута и высаживала по одному семечку.
Какое-то животное, — она подумала, что это рысь, — завыло где-то слева, в опасной близости. Она напряглась, ожидая нападения, услышала ржание Мула и почувствовала, как простучали по земле его копыта, когда он пробежал мимо нее. Снова послышался вой рыси, затем звук какого-то беспокойства, борьбы в снегу — и примерно через минуту ее лицо снова согрело дыхание Мула. В ответ завыло другое животное, на этот раз справа, и Мул пронесся туда. Свон услышала крик боли, услышала, как заворчал Мул, когда лягнул кого-то, затем послышались удары копыт Мула о землю — раз, два, снова. Он вернулся к ней, и она посадило еще одно зернышко.