Ушастый паренек лет четырнадцати подгонял хворостиной двух телок и стадо коз с козлятами. Мужчины и женщины волокли огромные мешки, даже малые дети что-то несли. Две девки — худющая замарашка и верзила с неестественно длинными ногами — затянули тоскливую песню, без слов, сплошной вой.
Леон, по самые уши измазанный грязью, с важным видом шагал рядом с плешивеньким горбуном, ведущим клячу под уздцы. Заметил взгляд Вадима, помахал рукой. Вадим невольно провел руками вдоль боков, размазывая липкую жижу. Только вымылись у Синтезатора. Хоть возвращайся.
Сандра завизжала, закружилась, запрыгала, повисла на Леоне. Вадим на собственной шкуре испытал, каково приговоренным у стены. Целятся в спину ружья, жизнь висит на волоске. И вдруг — помилование. Случается. Иногда.
Некоторое время он волочился сомнамбулой, потом сел в траву — ноги не слушались. Сколько раз ему казалось, что он сдохнет, не выдержит? Два, три раза? И ничего, живой. Вот и сейчас выживет. Последний бросок остался.
Рядом уселась нервно хихикающая Сандра, толкнула в бок, сунула в рот сигарету.
— Подкури мне, а? Руки мокрые.
Вадим чиркнул зажигалкой Синтезатора. Сандра затянулась, упала на траву.
— Ты знаешь, когда каждый день прощаешься с жизнью, перестаешь замечать, что она у тебя есть.
Вскоре появился Леон, грязное чудовище, навис, упер руки в боки:
— Что я могу сказать — повезло!
— У них что, село сгорело и они теперь всем табором кочуют? — спросила Сандра, не вставая.
— Темная история. Мут говорит, все окрестные деревни с мест срываются, — Леон сел чуть в сторонке, поставил у ног мешок. — Что-то там, говорит, скверное.
— А что? — Вадим вытянул шею.
— Хрен их знает. Посылали, говорит, людей на разведку, но никто не вернулся. Неделю назад потерялась связь с мутами, что за пределами обитаемого кольца. И диких давно не видно. Такие вот дела. Целая деревня без вести пропала. Большая деревня, богатая.
— Уж не из-за нас ли? — предположил Вадим, и на душе сделалось холодно и тошно. — Получается, мы попремся прямо в пекло. Хотя… выбора-то особого нет. Может, о нас уже давно забыли.
— Вот это вряд ли, — сказала Сандра. — Лунари скорее ноги протянут, чем вернутся, не выполнив приказ. Знаешь, что их ждет за неисполнение? То же, что и меня. Командный состав уж точно.
Муты скрылись в зарослях, доносились лишь обрывки заунывной песни.
— Что-то там случилось, — прищурившись, проговорил Леон. — Чует моя задница. Люди бегут — ладно. Но звери… Будем решать проблемы по мере поступления. Сейчас нам надо помыться.
Ходок обнаружился у сосны. Кидал нож в ствол и, наверное, воображал Леона. На скуле Мишани расцвел фиолетовый синяк. Увидев обидчика, он оскалился и сказал:
— Как все закончилось, а? Чуть в штаны не навалил.
В его взгляде не было привычного озорства. Улетучилось. И радость, и задор тоже исчезли. Не хочется Мишане в неизвестность, ему и тут хорошо. А нужно, тащит злой Леон на буксире, отстанешь — башку снесет. И попутчики ему опостылели. Ему бы забиться в свою квартирку, снять шлюшку и балдеть.
— Сколько впереди деревень? — поинтересовался Вадим.
— Спроси что-нибудь попроще, — ответил Леон. — Сюда меня никогда не заносило.
Воды вокруг было — залейся, но вонючая, болотная. Грязь начала подсыхать и схватываться коркой. Пока ручей нашли — все чесались.
На мытье ушло больше часа.
Ближайшую деревню услышали издали: горлопанили петухи, гоготали гуси. Выбравшись из лесу, Вадим понял, что это не деревня — большое становище. Слонялись муты и люди. Кричали дети. Мычали коровы. Пахло навозом и жареным мясом. И обозы, обозы, обозы.
— Большое переселение народов, — прокомментировал Вадим. — Что это значит?
— Нужно расспросить народ. — Леон прихлопнул на лбу слепня. — Мы с Мишаней идем налево, Дизайнер с Сандрой… вы меня поняли.
Сандра от Вадима не отходила ни на шаг. Прилепилась. Но вышло даже кстати: неуютно среди этих… Вон баба в мешковине, эк ее перекосило! Один глаз-щелка, другой навыкат, губа вывернута, аж до подбородка свисает, и слюна бежит. В сторонке босая девочка пасла утят, один грелся возле ее ног… четырехлапый. Прелесть просто.
По-видимому, лагерь состоял из нескольких деревень, жители которых держались особняком, собирались вокруг кострищ. В центре — общая «площадь». Дородная бабища, растопырив розовые колени, ощипывала петуха.
— Мать, продай курицу, — проговорила Сандра.
— На торжище продают, — проворчала баба. — Иди, иди отсюда, не на ярмарке.
И повернулась задом. Сандра пожала плечами и отправилась искать кого-нибудь более разговорчивого. Улыбнулась стройному юноше, потупилась. Он заинтересовался. Освободив руку, девушка заспешила ему навстречу. Прямо Ромео и Джульетта на свидании! К Вадиму тотчас подскочила девчонка, притерлась.
— Сучка твоя баба, — затараторила девчонка. — Они все, красивые, такие… Э, чего ты такой мокрый?
— Вещи стирал, не высохли. Хочешь сладкого?
Он извлек из кармана уже слегка размякший пряник, позаимствованный у Синтезатора. Девчонка покосилась недоверчиво, понюхала, лизнула и зажмурилась:
— Вкуснотища! Вот скажи, чего ты тут забыл? — проговорила она с набитым ртом. — Ты ведь из города, да?
— Да курицу хотим купить, чтоб зажарить… Откуда здесь столько народу? Куда все идут?
— Курицу, говоришь? — Девчонка лукаво прищурилась. — А сколько дашь?
На ладонь лег складной походный ножик с открывалкой — абсолютно бесполезная вещь. Глаза девочки загорелись.
— Сначала куры, потом деньги.
Курица была грязная, худая и, видно, слегка приболевшая. Радуясь обмену, девчонка чмокнула Вадима в щеку.
— Так куда все идут? — повторил он.
Девчонка махнула на север и погрустнела.
— У нас дом был крепкий, хороший…
— Зачем уходить, если дом хороший? — Вадим нашел взглядом Сандру, она разговорила юношу, тот уже и слюну пустил.
— Боятся. Сначала соседские парни ушли на кабана и не вернулись, потом за ними отправили троих… Вернулся один Валька. Чокнутый. — Она вытаращила глаза. — Только мычит и слюну пускает, и седой весь.
— Это все, что ты знаешь? Люди что говорят?
— Говорят, что дикие нападают, грабят, деревни жгут. И много их. Женщин они угоняют, мужчин убивают и пьют их кровь.
Когда пошли сказки, Вадим потерял интерес к разговору, избавился от девчонки и побрел к развилке, где разошлись с Леоном. Сел, скрестив ноги по-турецки. Вечерело. Из леса тянуло сыростью, а одежда так и не высохла. Вернулась Сандра, она несла за шею курицу о четырех ногах. Есть птичку без дозиметра Вадим не рискнул бы еще несколько дней назад. Теперь, после полиплоидной черники, вонючей болотной жижи, после ночевок в лесу — не страшно. Хуже не будет, хуже просто некуда. Дома надо срочно показаться врачу, соврать что-нибудь, вроде в Чернобыль ездил на экскурсию, теперь волнуется.