Адам повернул голову.
– Что ему об этом известно, ka-lyrra? – встревожено спросил он. Дэгьюс был еще одним человеком с непредсказуемыми свойствами, как и Видящие Сидхов; то, что он пережил за последний год, настолько его изменило, что никто не мог сказать наверняка, как проявятся его способности. По сути дела изменения произошли тогда, когда современный Дэгьюс встретился с Дэгьюсом из прошлого – и один из них должен был исчезнуть, но никто не исчез. Это была одна из причин, по которым Высший Совет так непреклонно выступал за уничтожение горца. Конечно, некоторые члены Совета, как, например, Дэррок, руководствовались и более подлыми мотивами.
– Адам хотел бы знать, что вам об этом известно, – обратилась к нему Габби.
Дэгьюс улыбнулся.
– Я знаю о ней больше, чем хотелось бы. Я сам давным-давно использовал эту силу, чтобы достать несколько редких томов. Мы называем ее «магией мантии», или «туманом друидов». Ее нелегко носить; это страшное заклятие. Существуют две его вариации. Вариант, которому были обучены МакКелтары, и магия, которой пользовались драгары, – гораздо более сильное, тройное заклятие на языке Туата-Де. Этот вариант я никогда не использовал.
– Драгары? – нахмурившись, переспросила Габби.
– Когда-то, – объяснила Хло, – Дэгьюсом овладели души тринадцати древних злобных друидов, которых Туата-Де бросили в темницу для бессмертных на четыре тысячи лет. Их называли драгарами.
– А, понятно, – сказала Габби, но, похоже, сама была не очень-то в этом уверена. Хло дружелюбно рассмеялась.
– Я объясню тебе это как-нибудь потом, Габби. Обещаю.
– Да, черт возьми! – воскликнул Адам, подходя к Габриель.
Положив руку ей на плечо, он поторопил ее – Спроси, не осталось ли у него воспоминаний драгаров, Габриель.
Когда драгары овладели Дэгьюсом, их знания стали его знаниями, а им было известно все то, что знали и умели Туата-Де. Адам предполагал, что, когда Эобил уничтожила драгаров, она стерла эти воспоминания из памяти горца.
Но что, если нет? Если Дэгьюс знал древнее заклинание на языке Туата-Де, он мог прекратить действие магии. Это не мог сделать ни один простой смертный, да и самому Адаму это было не под силу, но чистокровному друиду МакКелтару, знавшему древний язык, это, несомненно, удалось бы.
И Адам Блэк смог бы снова говорить сам от своего имени, стать видимым и дать наконец всем понять, что Габриель принадлежит ему.
– Хорошо, Адам, но они меня опять не видят. Не прикасайся ко мне.
«Не прикасайся ко мне». В таком невидимом состоянии он чувствовал себя немощным по сравнению с МакКелтарами, а немощь – не то чувство, с которым мог бы смириться Адам Блэк, в каком бы положении он ни находился, и слова Габби пробудили в нем бурное, злобное и дикое чувство. Внезапно им овладело странное желание напомнить ей о том, что совсем недавно она умоляла его поцеловать ее крепче и засунуть руку в ее трусики. О том, что он уже почти вошел в нее и вошел бы – соприкасаясь с ней органом гораздо более интимным, чем рука, – если бы их не прервали. И о том, что у них еще было одно незаконченное дело, которое они вскоре доведут до конца.
Одним легким движением он привлек ее в свои объятий и обжег ее губы горячим, страстным поцелуем, продвигая язык все глубже и громко заявляя всеми своими действиями: «Я твой мужчина, и не забывай об этом!»
Если бы Габби тут же не растаяла, не обмякла в его руках, полностью подчинившись ему... он не знал, что сделал бы тогда. Он был благодарен, что она не дала ему возможности это узнать. В библиотеке, практически без всякой любовной прелюдии – нет, не таким должен быть ее первый раз. Адам хотел, чтобы это обольщение стало головокружительным, преодолимым, восхитительным и захватило бы Габби до глубины ее светящейся золотом души.
К счастью, она не только обмякла; ее коленки так слабо, так по-женски подогнулись, что Адам почувствовал себя истинным богом среди людей и все-таки отпустил Габби.
Как только он это сделал, она слабо опустилась на стул; губы ее были полураскрыты, а взгляд отсутствующе блуждал. Габби покраснела, ошеломленно оглядываясь по сторонам, и встряхнула головой.
Адам с удовольствием заметил, что Дэгьюс и Драстен пристально на нее посмотрели и задумчиво переглянулись. Слава Богу, он наконец-то заявил о своих правах на нее, хотя бы в общих чертах.
– Адам спрашивает, не осталось ли у вас воспоминаний драгаров, – сказала Габби, снова тряхнув головой, как будто хотела, чтобы там что-то прояснилось. Дэгьюс кивнул.
– Вот почему я и задал свой вопрос.
– У тебя они остались? – ошарашено спросил Драстен.
– Да, хоть души и исчезли, воспоминания остались во мне. Теперь их знания – это мои знания.
– Господи, и ты ничего мне об этом не говорил! – воскликнул Драстен. – Все их знания?
– Да. В моей памяти содержится множество информации. Я ничего не говорил тебе, потому что это не имело значения. Поскольку во мне больше нет драгаров, я не собирался ее использовать. И опять же, да, думаю, я смогу снять заклятие. Лично я предпочел бы видеть Адама Блэка. Мне не нравится разговаривать с невидимкой. Я чувствую себя не в своей тарелке.
– Да, – с облегчением вздохнул Адам. – Давай же. Прямо сейчас. Скорее, черт возьми! – Будь у него хоть малейшее подозрение, что Дэгьюс все еще владеет воспоминаниями тринадцати, он приехал бы сюда сразу же после того, как королева покинула его в Лондоне.
Но ему и в голову не могло прийти, что Эобил оставила Дэгьюсу все эти воспоминания; столько знаний драгаров, собранных в одной голове, были невероятно опасны и непредсказуемы. Адам шумно вздохнул. Его королева совершила, большую ошибку. Когда он снова станет бессмертным, им предстоит долгий разговор. Возможно, настало время занять ему место в ее проклятом Высшем Совете, чтобы добраться до сути вещей.
– Он спрашивает, не соизволите ли вы попробовать? А перевела Габби, глядя на Адама с безмолвным упреком. Он пожал плечами. Разве ей непонятно его нетерпение?
– Это запрещенная магия? – спросил Драстен у Дэгьюса.
– Нет. Но это старая магия Туата-Де. Конечно, не предполагалось, что мы будем ее использовать, но раз уж королева оставила ее мне, что ж... – Он пожал плечами.
– Как ты думаешь, не представляет ли она какую-то опасность? – не сдавался Драстен.
– Нет, на их языке заклинание звучит как обычный напев.
– Ради бога, произнеси его наконец! – прошипел Адам. – Мне нужно стать видимым. Я не могу больше терпеть действие этого проклятья.
– Выбирать тебе, брат. Поступай по своему усмотрению, – сказал Драстен.
Поколебавшись, Дэгьюс ответил:
– Я не вижу в этом никакого зла.
Затем он поинтересовался у Габби: