О небо, она ощущала себя такой неугомонной, такой сильной, требующей отклика его тела. Низкий стон завибрировал у него в груди, когда она в восторге сжала его пальцами.
— Мм, — промычала она в довольном удивлении, вырвав у него еще один стон.
Широкая улыбка расползлась у нее по липу, и она вновь закусила губу, чтобы удержаться и не засмеяться вслух. Это так пьяняще. Она надеялась, что ему хочется, чтобы она проделывала это еще и еще. Она могла бы дни напролет исследовать его тело как вновь завоеванную территорию.
Рот Эйдана раскрылся в безмолвном вздохе, когда бедра его чуть дернулись под ней. Он явно терял терпение, и его острое желание отчетливо вырисовывалось в заострившихся чертах лица.
Заинтригованная, она погладила его и была вознаграждена хриплым проклятием и неконтролируемой дрожью, сотрясшей его тело. Она гладила еще и еще, пока бисеринки пота не выступили у него на лбу, а руки с такой силой стиснули покрывало, что побелели костяшки пальцев.
Она наклонилась и прижалась щекой к животу, вдыхая горячий, чистый запах его кожи. Ее нежность теперь стала настойчивой, как будто дорожить этим моментом было жизненно важно, и она медленно и осторожно провела пальцами по его плоти. Та дернулась от ее прикосновения. Он затаил дыхание. И Кейт приникла к нему в легком поцелуе.
Она не знала, как это делается и делается ли вообще, но по тому, как он выдохнул ее имя, могла сказать, что ему нравится. Поэтому она поцеловала его еще, позволив рту задержаться на этот раз. Она приложилась языком к горячей коже и попробовала его на вкус. У него был вкус страсти и запах секса, и Кейт снова улыбнулась, лизнув чуть выше.
Обведя языком головку, Кейт вскинула глаза и поняла, что ее маленькая игра окончена. С исказившимся от страсти лицом он потянулся к ней и подтянул вверх по своему телу, чтобы завладеть губами.
Она ахнула, когда ее увлажнившаяся сердцевина изумительно, идеально устроилась на его возбужденной плоти.
— Ах, — вздохнула она, прежде чем он перекатил их обоих так, что оказался сверху.
Руки запутались у нее в волосах, крепко держа, когда он скользнул в нее.
Резкий толчок, и он заполнил ее целиком, от края до края. Она вскрикнула от полноты ощущений. Эта страсть, эта острая потребность была такой свирепой и отчаянной. И в эту минуту Кейт поняла: что бы ни случилось, это хорошо и правильно и то, чего она всегда хотела.
Утренний свет еще не просочился в спальню Кейт, но Эйдан мог различить ее спящий силуэт через открытую дверь. Это зрелище вызвало у, него улыбку. Подобного изнеможения достаточно, чтобы польстить любому мужчине. Хотя, с другой стороны, она сделала большую часть работы, так что имеет право на отдых.
Он осторожно вошел и поставил поднос на стол, не зная, будить ее или не стоит. Сладкие булочки, которые испекла его кухарка, были еще теплыми, и он представил, как они ей понравятся, поэтому подошел к кровати и присел на край, намереваясь разбудить ее поцелуем. Красота ее разрумянившихся щек и обнаженных плеч отвлекла его от намеченной цели, и он несколько минут просто сидел, любуясь ею.
Он проснулся с одеревеневшей спиной, занемевшей рукой и кожей, липкой от пота там, где она прижималась к нему. Мышцы его болели от физического напряжения сдерживать себя во время их любовных игр. Но несмотря ни на что, он чувствовал себя прекрасно. Гораздо лучше, чем это было со всеми другими женщинами. Оставить женскую постель с чувством завершенности — это совсем не то, что уйти с ощущением какого-то липкого стыда и душевного разлада.
Он ушел от нее утром, нежно поцеловав в спящие губы, и вернулся с завтраком просто чтобы убедиться, что она ни о чем не жалеет. Еда, похоже, всегда смягчала Кейт.
Не в силах устоять против прелестной картины, которую она представляла, он провел пальцем по грациозному изгибу плеча. Кожа была мягкой и нежной. Ночью у него было мало возможности прикасаться к ней, и сейчас его охватил яростный голод. Он подавил его и довольствовался тем, что потер между пальцами густую прядь каштановых волос, воздержавшись от того, чтобы стащить одеяло с ее тела и накрыть его своим.
Поднеся волосы к лицу, он уловил легчайший аромат цветов и пряностей, потом стал водить большим пальцем по ягодно-красным губам до тех пор, пока ресницы ее не затрепетали.
Эти восхитительные глаза встретились с его глазами, мягкие и несфокусированные. Улыбка начала было приподнимать уголки рта, но потом глаза ее расширились и прояснились, когда она огляделась вокруг.
— Доброе утро, любимая.
Прелестный румянец расцвел у нее на щеках.
— Я принес кофе и сладкие булочки.
Она снова заморгала, и взгляд скользнул к туалетному столику, где стоял поднос. Натянув одеяло повыше, она невольно вновь привлекла глаза Эйдана к своей обнаженной коже.
— Отведаешь? — пробормотал он, склоняясь к одному кремово-белому плечу.
Кейт резко вздохнула, когда его губы коснулись кожи. Она пахла чудесно, была теплой и приятной и гораздо вкуснее завтрака, который он принес. Трепет пробежал по ее плечу и перетек ему в рот, когда он попробовал ее языком, втянув кожу между зубами.
— Ты такая вкусная по утрам, — пробормотал он ей в плечо, понемногу стаскивая одеяло.
Но оно было вырвано из его пальцев, когда она резко дернула его назад.
— Что ты делаешь?
— Ласкаю твою грудь.
— Эйдан!
Ее потрясенный возглас заставил его вздохнуть.
— Ну ладно. Я просто принесу завтрак, хорошо?
У нее был страдальческий вид, когда он поставил поднос ей на колени.
— Извини, я… для меня все это так непривычно.
— Что?
— Ну, все это.
— Завтрак в постели? — с невинным видом поинтересовался он.
— Нет, я имею в виду это… этот роман.
Она выглядела прелестной и такой невозможно юной с растрепанными волосами и опущенными глазами. Несмотря на дезабилье, она еще никогда не казалась такой застенчивой, даже когда была семнадцатилетней девственницей. Любовь, нежность и вожделение соперничали за господство в его сердце. Он не знал точно, что подвигло его взять ее руку и прижать к своим губам.
— Думаешь, я жду, чтоб ты вела себя как куртизанка? Возлежала нагая в ожидании моего прихода?
Он улыбнулся ей, когда она подняла глаза.
— Конечно, нет. Просто… утром все это кажется гораздо более неловким. Здесь так светло.
Эйдану с трудом удалось не ухмыльнуться — шторы были задернуты, и было лишь чуть-чуть светлее, чем ночью.
— О, да ты смеешься надо мной!
Она взяла поднос, словно чтобы убрать его, и негодующе подняла с кровати, но не нашла места, куда его отставить.