– Софи, нам следует это обсудить.
Она кивнула:
– Да, обсудим. – Он не шелохнулся, и молодая женщина добавила: – Но я не могу говорить, когда ты нависаешь надо мной, как скала.
Лайам немедленно сел – прямо на пол, – предоставив ей возвышаться над ним.
– Мне надо вернуться домой, – начала Софи, – и поговорить с Эмми.
– Если ты поедешь сейчас, то сможешь лишь сообщить ей о смерти Лукаса. Если же останешься – расскажешь обо мне и о Неварре. А я за это время докажу, что могу позаботиться о Гарри и обеспечить ему достойную жизнь. – В его словах был смысл. – Я не знаю, насколько серьезным было решение Эмми отказаться от ребенка. Молодые мамы порой нуждаются в передышке. Она, возможно, уже передумала.
Вспомнив о том, какая решимость была в глазах сестры, Софи заявила:
– Она твердо решила отказаться.
– И, кроме всего прочего, разве Гарри не заслуживает того, чтобы расти в семье своего отца?
Софи вспомнила альбом, который Лайам вчера показывал ей. Гарри заслуживает самой лучшей жизни. Но способен ли Лайам обеспечить ее?
Он взял Софи за руку:
– Неужели у меня нет ни малейшего шанса?
Рука молодой женщины была нежной и теплой, и Лайам ощутил нестерпимое желание поцеловать ее. Но он сдержался, изо всех сил стараясь не выдать себя. И не мог оторвать взгляд от губ Софи, гадая, какие они на вкус.
Глаза ее стали ярко-зелеными, и она, высунув кончик языка, облизала губки – сочные, полные, сулившие…
Софи отпрянула назад. Отодвинувшись на другой конец дивана, она взяла кофейник:
– Хочешь кофе? Он остывает.
– Нет, спасибо. – В этот момент он смотреть не мог на кофе.
Она поставила кофейник на поднос. Лайам все еще ощущал запах ее кожи…
– Может, мы выйдем наружу? – предложила она, вставая. – Подышим свежим воздухом.
Взглянув ей вслед, он увидел, как напряжена Софи. Быть может, потому, что тоже пытается сдержать себя?
Лайам тихо выругался. Не имеет значения, хочет она его или нет. Он больше не попадется на эту удочку. Он не желает опять пройти через ад. Надо сконцентрироваться только на племяннике. И все.
Мрачно кивнув, Лайам вышел вслед за Софи на веранду.
Она стояла у перил, сложив на груди руки, и смотрела на сад. Это было любимое место его матери. Даже в разгар лета здесь всегда было прохладно. Два огромных перечных дерева отбрасывали густую тень на газон, и их длинные ветви покачивались даже от легчайшего ветерка.
Лайам направился к старомодной скамейке из кованого железа с толстой подушкой на сиденье и присел на нее.
Софи повернулась к нему, прижавшись спиной к перилам:
– Ты прав, Лайам. Гарри заслуживает того, чтобы познакомиться со своей семьей.
Надежда закралась в его сердце. Он даст Гарри то, что Лукас дал бы своему сыну. Лайам обязан сделать это в память о Лукасе.
– Брат хотел бы, чтобы Гарри вырос здесь.
– Лукас хотел бы, чтобы тот, кто усыновит Гарри, любил бы его, как собственного сына. Ты способен на это?
Да! Тысячу раз да! Но тут Лайам вспомнил, каким беспомощным почувствовал он себя прошлой ночью, впервые прижав Гарри к себе, и его уверенность пошатнулась. Софи пыталась успокоить плачущего ребенка в течение нескольких часов. Сможет ли он сделать это без всякой помощи?
– Сид сказал мне, – продолжала Софи, – что ты – хороший человек. Бетти сказала, что ты – хороший человек. Джерри и Анна говорили то же самое. Но это не означает, что ты справишься.
– Я постараюсь! – пылко воскликнул Лайам. – Если ты останешься, то у нас с Гарри появится возможность привыкнуть друг к другу. – Он встал, уперев руки в бока. – Если ты проработаешь экономкой две недели, то присмотришься к нашей жизни, а потом примешь обоснованное решение. Это все, о чем я прошу, Софи: дай мне шанс. – Лайаму захотелось взять ее за руку. Но, прерывисто вздохнув, он подавил это желание. – Ты останешься?
Секунду Софи колебалась, затем улыбнулась.
– Да, Лайам, – согласилась она. – Гарри и я – мы останемся здесь на две недели.
Софи сбежала по ступенькам крыльца, ее шаги были легкими, упругими. Ей казалось, что тяжесть упала с ее плеч.
И все же ночью она плохо спала. Будущее Гарри по-прежнему оставалось неопределенным.
Хотя дела и шли на лад.
Гарри улыбнулся ей несколько раз. Он даже обнял ее! Лайам опять спел «Фернандо». Воздух был напоен запахами земли и разогретых камней. Мелодично перекликались птицы. Софи, раскинув в стороны руки, подняла голову и вдохнула полной грудью.
Она очень любила эти места.
Конечно. Ведь она – дочь Брайса Каррена.
Уголком глаза женщина заметила какое-то движение под ногами и отскочила назад. Земля возле левой ноги взметнулась вверх, и в Софи полетели комья. Она отдернула ногу и, потеряв равновесие, свалилась на землю.
Оказалось, что Софи наступила на ящерицу.
Послышались чьи-то тяжелые шаги, и над ней нависла огромная тень, заслонив собою солнце.
– Вот это падение! С тобой все в порядке?
Крупное мужское тело склонилось над ней. Сильное и мощное. Подавляющее. Сердце ее сжалось от страха, а колено пронзила боль, моментально лишив женщину сил.
– В чем дело? Что здесь происходит?
В голосе незнакомца звучало недовольство. Он снял шляпу, и…
Лайам! Это был Лайам!
Закрыв глаза, Софи вздохнула с облегчением.
О нет! Она не повторит свою ошибку. Что ей известно о Лайаме Степлтоне?
«Он хороший человек», – сказал Сид.
«Он хороший человек», – сказала Бетти.
«Он хороший человек», – сказали Анна и Джерри.
Ну и что? Она считала хорошим человеком Джонатана, однако это не помешало ему изнасиловать ее.
– Софи!
Она постаралась справиться с паникой.
– Я… Я наступила на ящерицу.
– Ясно. – Губы его изогнулись. – В их распоряжении – все земли Кимберли, и все же они решили поселиться возле наших перечных деревьев. – Он помолчал. Его глаза – такого же цвета, как небо, – сузились. – Ты выглядишь так, будто встретилась с призраком.
– Я перепугалась до смерти!
Софи попыталась встать, однако со стоном осела на землю: ногу ее вновь пронзила острая боль.
– В чем дело? – Лайам нагнулся к ней.
– Это судорога, – произнесла она сквозь стиснутые зубы. – Мне надо просто размяться.
– Не наступай на эту ногу, пока я не посмотрю, что с ней. Обними меня за шею.