– Ты не можешь об этом знать.
– Ах, но ведь и ты не знаешь.
Лайам замолчал. Она была права.
Софи показала Гарри очередную баночку:
– Шоколадный крем!
Малыш замахал ручками, заболтал ножками. Волна нежности охватила Лайама, и ему стало трудно дышать.
Софи подмигнула:
– Путь к сердцу мужчины…
– Лежит через его желудок?
– Совершенно верно! За шоколадный крем можно отдать жизнь.
Она зачерпнула полную ложку крема и положила себе в рот. Закрыла глаза в экстазе, и Лайам почувствовал, что ему стало трудно дышать.
– Давай, теперь твоя очередь.
Придя в себя, он обнаружил, что Софи протягивает ему ложку с кремом.
– Все друзья Гарри едят шоколадный крем.
Открыв рот, Лайам позволил ей положить в него сладкую массу. Однако перед глазами его стояли ее губы, обхватившие эту самую ложку, спелые и сочные.
Взгляды их встретились. Глаза Софи были огромными. Она перевела взгляд на губы Лайама, и по телу его пробежала дрожь. Софи отпрянула, тихо вскрикнув.
– Ням, – обратился Гарри к Лайаму.
Лайам не понял, что это: вопрос, утверждение или требование накормить.
– Ням, – согласился он. И Софи дала малышу две полные ложки.
– Ням, – снова сказал Гарри.
Лайам уже не помнил, какой вкус у этого крема. Он помнил только глаза Софи. И Гарри прав – «ням»!
– О, дядя Лайам знает эту игру. – Софи сунула банку с кремом ему в руки. – Покорми Гарри, пока я подогрею ему бутылочку.
Неужели она действительно доверила ему покормить Гарри? Маленькая ложка, маленькая банка – они казались крошечными в его крупных руках. Гарри внимательно посмотрел на дядюшку, затем открыл рот, с нетерпением ожидая еще одну ложку крема.
Лайаму удалось направить ложку в рот ребенка точным движением, не оплошав. Гарри проглотил лакомство и снова открыл рот. Лайам гордо выпятил грудь. Он давно не испытывал такого удовлетворения от выполненного дела.
Откинувшись на спинку стула, Софи смотрела, как Лайам кормит Гарри, и пыталась совладать с теми эмоциями, которые стали охватывать ее. Большой широкоплечий мужчина и крошечный ребенок – эта картина способна тронуть до глубины души любую женщину.
Нет! И о чем только она думает? Наверное, это от недостатка сна.
Софи попыталась отвести взгляд от ворота его рубашки, из которого выглядывали жесткие черные волоски. Она не должна влюбляться в мужчину из плоти и крови. Ей можно влюбляться лишь в недоступных мужчин: звезд кинематографа, рок-певцов.
Она не позволит себе завести роман с Лайамом Степлтоном!
Однако она не побоялась остаться с ним вдвоем в большом и пустом доме на пару недель. А ведь это должно было ее испугать. Когда он вчера помогал ей подниматься по ступенькам и массировал ее ногу, она совершенно не беспокоилась.
Потому что этот мужчина не может совершить насилие.
Она вспомнила, как нежно его пальцы прикасались к ее ноге. И вспомнила его глаза, когда он смотрел на нее поверх банки с шоколадным кремом. От этой мысли Софи стало жарко. Он смотрел на нее так, как мужчина смотрит на женщину, которую хочет.
Она не желала, чтобы жизнь ее пошла наперекосяк.
Она хотела только одного: помочь Гарри и Лайаму установить между собой контакт. Все остальное недопустимо.
– Он еще любит играть в поезд: «Ту-ту!» – подсказала Софи, отворачиваясь, чтобы подогреть молоко для Гарри.
Лайам немедленно стал изображать поезд. Его мрачное настроение бесследно улетучилось, и надежда блеснула в глазах, разгладив морщинки вокруг рта и глаз. Он стал выглядеть гораздо моложе.
– Не забудь накормить друзей Гарри. Лошадка и Му-му тоже любят шоколадный крем.
Лайам притворился, что кормит игрушки, и сердце ее вновь дрогнуло. Приготовив бутылочку с молоком, Софи приказала себе: «Не влюбляйся».
Лайам выскреб до дна баночку с шоколадным кремом и сообщил:
– Мне кажется, он готов съесть еще одну такую банку.
Софи сдержала усмешку:
– А мне кажется, что ты говоришь о себе.
Он пожал плечами, и лицо его стало таким восхитительно недоуменным, что она едва сдержала желание кинуться к нему и поцеловать его в макушку.
Сумасшедшая мысль!
Софи вытерла личико Гарри и взяла малыша на руки. Взглянув на Лайама, она увидела голодный блеск в его глазах.
– Хочешь поесть сейчас или немного подождешь?
– Я подожду.
– Тогда возьми гитару и жди меня в детской.
Улыбка Лайама исчезла, плечи напряглись. Он встал:
– Я пока приму душ. Занимайся своими делами. – Сказав это, он вышел из кухни.
Софи посмотрела ему вслед, и сердце ее похолодело. Лайам не был в детской с тех пор, как… С тех пор, как жена ушла от него? Пять лет?
– Ох, Гарри, дело плохо. – Если Лайам не хочет взглянуть в глаза своим демонам, тогда… тогда следующие две недели они проведут здесь напрасно, и Гарри отдадут незнакомым людям, в приемную семью.
Софи прижала к себе малыша:
– Не волнуйся, Гарри. Я не допущу, чтобы это произошло.
Софи подцепила вилкой кусочек мяса, положила его в рот, разжевала и проглотила, но вкуса не почувствовала. Она посмотрела на Лайама. Он, казалось, наслаждался ужином – в отличие от нее.
Она наблюдала, как он ест, как губы его обхватывают вилку, как ноздри раздуваются, вдыхая горячий пар, поднимающийся над тарелкой, – и внутри у нее все переворачивалось.
Дядя Гарри. Только так она должна думать о Лайаме. И ей нужно одно: чтобы Лайам сблизился с Гарри, причем очень быстро. Но ничего не получится, если он отказывается заходить в детскую.
Может, оборудовать детскую в другой комнате? Нет, это проблемы не решит.
Ее охватила нервная дрожь. Уронив вилку, она схватила стакан с водой.
Лайам жестом указал на свою тарелку:
– Очень вкусно.
Он, похоже, не ожидал от Софи таких кулинарных способностей.
– Это рецепт Даны, моей матери. Она научила меня готовить.
– Ты называешь свою мать Даной?
– Называла, – поправила Софи. – Она умерла, когда мне было восемнадцать лет.
Глаза его померкли.
– Прости, Софи.
Молодая женщина пожала плечами:
– Мама предпочитала, чтобы ее так называли. – Софи снова взяла вилку. – Дана была свободолюбивой натурой, в ней было что-то цыганское. Мы никогда не задерживались долго на одном месте. И еще она была хиппи. Отсюда наши имена.