Внезапно он подхватил ее на руки.

– Я отнесу тебя наверх, – сказал он. – У нас еще вся ночь впереди.

Она вскрикнула. Это был крик ужаса, но, сорвавшись с ее уст, он прозвучал как жалкий вопль ребенка.

– Я не могу… не могу! – шептала Вайра, ее лицо было мокрым от слез.

Но Пьер, казалось, не слышал ее.

Он резко поднял ее, блестки с платья посыпались на ковер, мерцая как крошечные бриллианты.

Вайра видела горевшую в глазах Пьера страсть, слышала голос одержимого страстью человека и знала, что никакие мольбы о милосердии его не тронут.

В отчаянии она снова вскрикнула, но поняла, что остановить Пьера не сможет уже ничто.

Пьер, держа Вайру на руках, направился к двери.

И в это время за спиной у него послышался шум, одно из высоких французских окон, выходивших в сад, распахнулось, и голос, спокойный и ровный, произнес с явственным акцентом:

– Прошу меня извинить за вторжение, но я полагаю, мне пора отвезти Вайру домой.

Глава 5

На мгновение Пьер, казалось, лишился дара речи.

Через секунду Йен уже стоял рядом с Пьером.

– Что за черт! Кто вы такой и что здесь делаете? – наконец выговорил Пьер.

– Я поехал вслед за вами, – невозмутимо ответил Йен. – Я не собирался помешать моей невесте нанести вам дружеский визит, пока он оставался… дружеским.

Было что-то зловещее в том, как Йен произнес последние слова.

Медленно, как при замедленной съемке, Пьер опустил Вайру на пол.

Несколько секунд она стояла, дрожа всем телом, а затем, чувствуя, что близка к обмороку, опустилась в стоявшее рядом кресло и закрыла лицо руками.

Ноги не держали ее, она чувствовала на себе страстные поцелуи Пьера, чувствовала внутреннее смятение – Пьер нарушил ее душевное состояние, и сейчас она ощущала лишь пустоту и горечь. Вайре казалось, что все происшедшее ушло куда-то и уже не имело к ней никакого отношения.

Как во сне, она услышала резкий возглас Йена:

– Бог мой, да это де Шалайе!

– Да, это мое имя, – с оттенком гордости ответил Пьер. – А теперь могу я просить вас убраться вон, пока я не вышвырнул вас отсюда?

– Думаю, вам было бы трудно это сделать. Но дело в том, что я в любом случае намерен вас покинуть и увезти с собой мисс Милфилд. Но прежде чем уйти, я хотел бы сказать вам то, что давно хотел вам сказать, случись нам встретиться. А именно что вы – подонок и негодяй!

В голосе Йена было столько гнева и откровенной угрозы, что Вайра в изумлении отняла руки от лица и уставилась на него.

Мужчины стояли друг против друга, как бойцовые петухи, готовые к нападению.

Они были примерно одного роста, но если Пьера отличали подвижность и грация, свойственные французам, то Йен был мужчиной крепкого сложения, с типично британской твердостью и выдержкой.

– Не будет ли самоуверенностью с моей стороны, – осведомился Пьер насмешливым тоном, – спросить вас, чем я обязан такому проявлению внимания к моей особе?

– Разумеется, вы можете спросить, – сказал Йен. – Я – друг Летти Дарэм и ее семьи.

Вайра заметила, как Пьер вздрогнул и глаза его забегали.

Но это была лишь мгновенная реакция, потому что буквально в следующую же секунду он заметил небрежно:

– Летти Дарэм! Мне это имя незнакомо.

– Я полагаю, оно вам хорошо известно, – произнес Йен. – И ложь вам не поможет, де Шалайе. Летти, как вы отлично знаете, покончила с собой из-за вас.

– Это ложь, – сказал Пьер, но его торопливое отрицание прозвучало неубедительно.

– Это правда, – возразил Йен. – И если кого-то следует судить за убийство, так это вас.

– Я не позволю вам оскорблять меня в моем собственном доме! – в ярости воскликнул Пьер. – Убирайтесь и не смейте сюда больше показываться.

– Типичный ответ негодяя, – сказал Йен. – Я уйду, потому что не желаю пачкать подошвы моей обуви, топча ваши владения. Но прежде чем я уйду, вы получите то, что вам давно причитается по заслугам.

Он сделал шаг вперед, и Вайра вскрикнула, когда он нанес Пьеру сильный удар по правой щеке. Пьер тут же нанес ответный удар, пришедшийся Йену в ухо.

Завязалась настоящая драка.

Комната наполнилась тяжелым дыханием мужчин, затем послышался шум падающего низкого столика, уставленного драгоценными безделушками, который Пьер опрокинул, попятившись.

Мужчины не уступали друг другу, и удары сыпались градом.

Лишь раз вскрикнув, Вайра будто лишилась сил и онемела. Она не могла двинуться с места, она едва могла дышать. Она могла только следить за ними, стиснув руки, с полуоткрытым ртом и расширившимися от ужаса глазами.

Никогда в жизни она еще не видела, чтобы дрались двое мужчин, и было что-то особенно устрашающее в целеустремленности, с которой они неумолимо атаковали друг друга.

От удара, нанесенного Йеном, кровь брызнула у Пьера из носа. Губа у него была рассечена, и Вайра поняла, что ему приходится тяжелее, чем его противнику.

Воспользовавшись секундным замешательством Пьера, Йен нанес ему сокрушительный удар снизу под подбородок.

На мгновение Пьер словно замер. А затем без единого звука рухнул на ковер.

Йен молча стоял, глядя на поверженного противника. Дыхание со свистом вырывалось из его груди, и Вайра увидела, что на его правой руке выступила кровь.

Он автоматически поправил галстук, достал носовой платок и обернул им руку.

– Пошли отсюда, – сказал он, повернувшись к Вайре.

– И вы оставите его так? – спросила она.

– Будь здесь поблизости навозная куча, я бы выкинул его туда. Вы идете или желаете остаться с ним?

Вопрос прозвучал резко. Бледные щеки Вайры залились краской.

– Я иду с вами, – тихо проговорила она.

– Прекрасно, тогда пошли.

Йен вышел первым, распахнув стеклянную дверь, захлопнувшуюся под порывом ветра.

Дорожка вела к площадке перед домом, где стояли машины. Вайра поняла, как просто было Йену подойти к стеклянным окнам-дверям и слышать все, что происходило внутри, оставаясь незамеченным.

Он молча открыл перед ней дверцу машины и сел сам. Вайра бросила на него осторожный взгляд.

Никогда еще она не видела Йена таким мрачным и суровым, так глубоко ушедшим в себя, что он, казалось, вовсе не замечал ее присутствия.

Йен включил мотор, и они помчались на огромной скорости, словно он стремился поскорее оказаться как можно дальше от замка де Шалайе.

Вайра слышала шум ветра за стеклом, понимая, что, если бы даже она и хотела заговорить, ее слова не были бы услышаны.