Он остался в магазине, в одной из пустующих спален на четвертом этаже, и до трех часов ночи спорил со мной по всем возможным вопросам – поверьте, адвокаты кого угодно могут вывернуть наизнанку, – пытаясь заставить меня передумать. И случилось то, чего я раньше не могла даже представить, – мы разошлись по спальням, дико злясь друг на друга.

Однако нынешним утром папа превратился в совершенно другого человека. Я проснулась и обнаружила, что он уже внизу, пьет кофе с Бэрронсом в его кабинете. Отец встретил меня теми искренними объятиями, которые я обожала с детства. Он был расслаблен, внимателен, в общем, вернулся к тому харизматичному себе, от которого пищали как сумасшедшие все мои школьные подруги, забывая, что он вдвое старше их. Отец снова был уверен в себе, искренен и находился в самом лучшем расположении духа – я почти не помнила его таким со дня смерти Алины.

Когда мы уходили, папа улыбнулся и пожал Бэрронсу руку, причем сделал это с искренним дружелюбием и даже уважением.

Думаю, Бэрронс сообщил папе что-то такое, что выявило в них скрытую от меня до сих пор общность характеров, и это заставило Джека Лейна приглушить свои адвокатские способности. О чем бы они с Бэрронсом ни говорили, это сотворило чудеса.

Быстро остановившись у отеля, где папа забрал свои вещи, и купив кофе с круассанами, всю дорогу до аэропорта мы провели, болтая на любимые темы: обсуждая автомобили, новинки их дизайна и последние автошоу.

У самого терминала отец снова обнял меня, пообещал передать маме, как я ее люблю, дал слово, что скоро позвонит мне, и ушел так быстро, что я успела вернуться, не опоздав к открытию магазина.

Это был хороший день, но я уже начала понимать – жизнь врежет тебе по зубам именно в тот момент, когда ты начинаешь расслабляться и твоя защита ослабевает. Жизни это, похоже, нравится.

К шести часам у меня побывали пятьдесят шесть покупателей, в кассе накопилось достаточное количество денег и я опять убедилась, что мне нравится продавать книги. Я нашла свое призвание. Вместо того чтобы смешивать алкоголь и наблюдать за тем, как люди превращаются в пьяных идиотов, я получала деньги за то, что продавала людям прекрасные истории, в которые можно сбежать от реальности, истории таинственные, пугающие, романтичные. Вместо того чтобы разливать алкогольную анестезию по стаканам, я смешивала выдуманные тоники, для того чтобы избавить людей от стресса, тяжести и монотонности жизни.

И я не вредила ничьей печени. Мне не приходилось наблюдать, как лысеющий мужчина средних лет позорится, приставая к молоденьким студенткам в надежде вернуть себе былые веселые деньки. Меня никто не грузил слезливыми историями о том, что их недавно бросили (ага, неожиданно, но вполне заслуженно), я не выслушивала этот поток сознания, стоя за барной стойкой. И мне не приходилось смотреть на то, как женатый знакомый крутит интрижки на моих глазах, или мочится прямо на пол, или весь день нарывается на драку.

В шесть вечера мне стоило бы перестать восхищаться новой работой и закрыть магазин пораньше.

Но я этого не сделала, и в тот самый момент, когда я почувствовала себя почти счастливой и довольной собой, моя жизнь снова превратилась в ад.

7

– Хорошее у вас тут место, – сказал мой последний посетитель, когда за ним хлопнула входная дверь. – Глядя с улицы, я и представить себе не мог, что внутри так просторно.

Войдя в «Книги и сувениры Бэрронса» впервые, я подумала то же самое. Снаружи это здание выглядело так, будто в нем ни за что не поместятся все те комнаты, которые действительно там расположены.

– Привет, – сказала я. – Добро пожаловать к Бэрронсу. Ищете что-нибудь особенное?

– Честно говоря, да.

– Тогда вы попали прямо по адресу, – ответила я. – Если у нас в наличии не окажется нужной вам книги, вы сможете заказать ее у нас, а на втором и третьем этажах вы найдете множество коллекционных изданий.

Это был красивый мужчина, на первый взгляд – либо приближающийся к тридцати годам, либо только что переваливший за тридцать, с темными волосами и прекрасной фигурой. В последнее время я просто окружена красавчиками.

Когда я вышла из-за стойки кассира, он наградил меня таким взглядом, что я тут же обрадовалась своему выбору одежды.

Я не хотела, чтобы мой папа вернулся домой, увозя с собой воспоминание о грязной, покрытой синяками дочери в мрачных мешковатых тряпках, так что с утра я тщательно выбирала вещи. Я надела коротенькую розовую юбку, складки которой игриво разлетались при ходьбе, красивую блузку и золотистые сандалии с длинными тесемками, которые обвивали мои икры. Свои темные кудряшки в стиле арабских ночей я повязала длинным блестящим шарфом, шелковые концы которого лежали на моих плечах. Я провела много времени за макияжем, запудривая синяки, распыляя бронзовый блеск возле носа, на щеках и ключицах. Тяжелые серьги из сияющих кристаллов касались моей шеи при каждом движении, а подходящий к ним кулон отдыхал во впадинке между ключицами.

Гламурная девочка Мак чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Дикая Мак радовалась лишь копью, привязанному к внутренней части правого бедра. К левому бедру был прикреплен короткий кинжал, который я умыкнула из выставленной в кабинете Бэрронса коллекции оружия. А в кармане у меня был спрятан маленький фонарик. И четыре пары ножниц ждали за конторкой. Вместе с ними меня ждало не оконченное сегодня исследование законов Ирландии о ношении оружия и размышления о том, как мне добиться разрешения на это. Думаю, полуавтоматический пистолет выглядит достаточно привлекательно.

– Американка? – спросил мужчина.

Кажется, я начала понимать, в чем фишка быть туристом в Дублине. В колледже все спрашивают: «На кого учишься?» А за рубежом всех интересует твоя национальность. Я кивнула.

– А вы определенно ирландец. – И я улыбнулась.

У него был глубокий голос. Мужчина говорил с ярко выраженным акцентом, да и выглядел он так, словно рожден был носить обожаемые ирландскими рыболовами толстые кремовые свитера, линялые джинсы и тяжелые ботинки. Он двигался с ленивой грацией мускулистого мачо. Насчет его ориентации я даже не сомневалась – по его взгляду все сразу было понятно. Вспыхнув, я сделала вид, что складываю на стеллаже вечерние газеты.

Следующие несколько минут мы провели, мило подшучивая друг над другом и наслаждаясь извечным ритуалом мужчины и женщины, которые нашли друг друга привлекательными и начали флиртовать. Не все это умеют, и, честно говоря, я считаю, что флирт перестал быть искусством. Флирт сам по себе не должен ни к чему вести, и уж определенно его целью не является совместная постель. Мне нравится думать о флирте как о чем-то более дружественном, чем рукопожатие, и менее интимном, чем поцелуй. Это словно сказать: «Привет, ты прекрасно выглядишь, желаю приятно провести день». Флирт в лучшем своем проявлении, когда обе стороны понимают его правила, оставляет после себя прекрасное ощущение и способен улучшить даже самое отвратное настроение.