И, хлопнув его плечу, я вошел внутрь.
Небольшая лестница вела в круглый уютный зал со столиками и круглой же сценой посреди, на которой имелось четыре внушительных блестящих шеста. Сам зальчик был освещен довольно скудно, зато сцена – великолепно. На ней вокруг шестов под музыку группы BWO (которую мой сын упорно называл БМВ) извивались три великолепные девицы – блондинка, брюнетка и рыжая. Из одежды на них не было ничего; вся их амуниция была сложена в аккуратный бугорок у края сцены.
Я стоял столбом и пялился на танцовщиц – такое зрелище было для меня сильно внове. В животе урчало – все-таки последний раз я ел довольно давно, у мамы – но я почти не обращал на это внимания. Они так гипнотизировали своими движениями, что хотелось кинуться на сцену, на ходу срывая с себя одежду...
Подошла миловидная официантка в переднике, надетом на голое тело, и закрыла собой весь обзор. Пришлось отвлечься на нее.
– Доброй ночи, добро пожаловать. Желаете чего-нибудь?.. – Она сделала выразительную паузу.
Я люблю свою жену и вообще примерный семьянин, чуть не брякнул я.
– Поужинать и пива, – сказал я, чувствуя себя Семен Семенычем Горбунковым в отеле «Атлантик» в гостях у Анны Сергеевны. – Есть у вас окорочка-гриль?
Она профессионально улыбнулась:
– Конечно. Прошу за столик.
Она проводила меня к столу. Отсюда было великолепно видно сцену.
– Вы можете сдать ваше оружие в гардероб, если делаете...
Это что еще за бред?!
– Нет, – сказал я и вцепился в автомат. – Не желаю.
– А верхнюю одежду?
– Я вообще-то ненадолго... Куртку положу рядом. Не подсаживайте ко мне никого, пожалуйста.
– Хорошо. Что-нибудь еще? Меню посмотрите?
Я вспомнил старый анекдот и засмеялся:
– Спасибо, тебю я посмотрю как-нибудь в другой раз.
Она даже бровью не повела.
– Ваш заказ будет готов через десять минут.
И ушла, поигрывая аппетитными ягодичками.
Автомат я положил на стул рядом, прикрыл его курткой. Кобура с «макаровым» была надета поверх свитера, но с ней я расстаться не решился.
Я сидел и осматривался. На стенах зала, полу сцены, столах – везде были изображения страусов: жующих, бегущих, дерущихся, спрятавших голову... Таким образом здесь оправдывалось название клуба. Посетители были большей частью трезвые, никто не клевал носом, все очень живо реагировали на происходящее на сцене.
Пластика у танцующих девиц, надо признать, была отменная. Одна музыкальная композиция сменилась другой, более энергичной, и девушки сразу поменяли ритм – он стал немного рваный, но восхитительно завораживающий...
Музыка стихла. В зале раздались аплодисменты. Высокая, бритая наголо красотка в купальнике, едва заметном на смуглом теле, вынырнула откуда-то из-за сцены с хрустальным подносом в руках и, не снимая улыбки с лица, пошла по залу. Деньги на поднос бросали щедро. На меня бритая взглянула мельком и подходить не стала.
Трио девиц, изящно подхватив одежду, смылось в неприметную дверку следом за бритой, уносящей полный поднос – в основном рубли, как я успел заметить, но были и долларовые купюры. Что происходит? Откуда у местных работяг, пусть и объявивших себя независимыми, столько щедрых чаевых стриптизершам? У них что, от внезапно произошедшей независимости сильно прибавилось денег? Или они наведались через реку и поучаствовали в разграблении банка?..
Официант, на этот раз парень, но одетый абсолютно так же, как его коллега-девица (тьфу, извращенцы!), принес и расставил на столе великолепный ужин: запотевшую кружку пива с белоснежной шапкой пены, вазочку с салатом, хлеб в плетеной корзиночке, тарелку с двумя ароматными, с поджаристой корочкой, окорочками гриль, любовно обложенными зеленью и половинками долек лимона, соусницу. Мое чувство голода мгновенно усилилось.
Официант разложил приборы и чуть наклонился ко мне:
– Что-нибудь еще?
– Спасибо, – сказал я, махом отъедая от потрясающе приготовленного окорочка, – вы сделали все, что могли.
Официант пошел по залу, а я отвернулся, чтобы не видеть его... спину.
Освещение сцены, да и подсветка всего зала внезапно изменились, приобрели багровый оттенок. Зазвучало что-то похожее на «Раммштайн», но без вокала – тяжелое, угрожающее. Разговоры и смех в зале смолкли, все взгляды устремились на сцену.
Из неприметной дверки, куда не так давно упорхнули танцовщицы, вышел невысокий, полноватый, седеющий мужичок, показавшийся мне знакомым. Он был одет во все красное и держал в руке микрофон.
Я перестал есть и, как остальные присутствующие, смотрел на него. Неизвестно откуда возникло и стало расти тревожное чувство.
Мужичок поднялся на сцену; музыка зазвучала тише.
– Дамы и господа! – сказал он. Голос у него был низкий, густой и мощный. – Сейчас вы увидите то, чего не видели никогда в жизни и ради чего, собственно говоря, пришли сегодня к нам! Смертельный номер! Для кого-то из вас он может стать смертельным в прямом смысле. Рекомендую слабонервным и сердечникам покинуть зал до начала представления! По крайней мере приготовьте успокоительные капли и таблетки, – после этой фразы я медленно сунул руку в кобуру и снял пистолет с предохранителя. О ком (или о чем) бы он сейчас ни говорил – двоих положу обязательно. – Все страшное, что скрывает ночь, самый жуткий кошмар, который только можно себе представить, щедро приправленный эротикой и сексом, будет явлен вашим глазам. Вы запомните это зрелище на всю жизнь, оно станет снова и снова возвращаться в ваших снах... Подумайте, стоит ли остаться и смотреть, либо все же поберечь себя и уйти!..
Он сделал паузу и оглядел зал. Никто не двинулся с места, все застыли. Черт, мелькнула паническая мысль, не сбежать ли? Не хочу я никаких кошмаров, насмотрелся! Я пришел только поужинать и выпить пива! Мне еще Харона искать! Кому-кому, а уж мне-то точно надо сохранить рассудок, чтобы не болтаться потом по городу, пуская слюни, с трясущейся головой и безумным взглядом...
Но, конечно, я остался. Хотя, видит Бог, не раз вспоминая позже то чудовищное зрелище, каждый раз ругал себя: нужно было уйти!
– Тогда, – снова заговорил в микрофон мужичок (нет, ну откуда я его знаю?!), – прошу приветствовать: Вельзевул и его невинная жертва!!!
Громкость музыки была увеличена во много раз; сейчас это был настоящий «Rammstein», с жутким хриплым вокалом на немецком языке, который я всегда ненавидел. Конферансье в красном выбросил руку в том направлении, откуда должны были выйти участники шоу... И они не заставили себя ждать.
Первым появился высокий, под два метра, мужчина в черном кожаном плаще с капюшоном, скрывающим его лицо. В правой руке он нес многохвостную плеть с короткой рукоятью, а левой вел на цепочке худую, но столь же высокую светловолосую девушку.