Старик кинулся в бой первым. Выпад его массивного обоюдоострого меча серебристый клинок с вязью переплетенных черных листочков и хвостатых птиц отразил, выбив из своего соперника целый сноп искр. Запал первого столкновения был истрачен не напрасно – каждый почувствовал силу противника, и теперь предстояла проверка на гибкость и выносливость. Третья проверка должна была быть на технику, при условии, что каждый из воителей при этом еще оставался бы в живых. Старик и отпущенник закружили вокруг, и теперь каждый ожидал удобного момента для единственного удара – у этих мечников зря тупить клинки было не принято.
Лекарь уверенно отразил натиск Книгочея, отбив хрупким на вид посохом тяжелый клинок с такой легкостью, словно это была простая дубовая палка. Без сомнения, посох зорза был укреплен магией. Почувствовав в воздухе ее слабые вибрации, Патрик сразу насторожился и из нападения перешел к обороне. Лекарь тоже не торопился лезть на рожон, и противостояние обоих мудрецов стало напоминать партию в новомодную восточную игру, в которой соперники сражались посредством разномастных костных или деревянных фигурок, передвигая их по черно-белым квадратам своих боевых полей.
Битва Гара и Сигурда поначалу напоминала поединок равных соперников, однако затем псоглав получил болезненный ожог морды пламенем, которое зорз легко извлекал из своих ладоней. Гар здорово разозлился. Когда паромщик нападал, зорз отражал его натиск каким-то невидимым оружием – здоровенный стальной штырь Гара неизменно замирал всего в каких-нибудь двух ладонях от груди Птицелова, остановленный голыми руками зорза, а их железяка паромщика тоже никак не могла коснуться хоть раз. Псоглава смущало то обстоятельство, что он не знал подлинных размеров невидимого щита зорза К тому же щит вполне мог оказаться и разящим оружием. Однако в пылу боя псоглав перестал об этом думать и скоро решительно пошел вперед всей своей массой, намереваясь смести с пути Птицелова и столкнуть тонкую фигурку зорза с причала. Трижды он отлетал назад, отброшенный магией противника, и, наконец, сломал ее защиту, дорвался до груди зорза и попытался рвануть врага когтями.
Крик псоглава, больше напоминающий жалобное, предсмертное рычание льва, заставил мгновенно обернуться и Патрика, и Шедува. Псоглав на глазах у них медленно пятился назад, к спасительному парому, судорожно зажимая обеими руками живот. Птицелов протянул к нему вытянутую руку, и с кончиков его пальцев сорвались пять огненных стрел, устремившихся к паромщику. Гар поднял руки, заслоняя лицо, и Патрик с ужасом увидел зияющую в животе псоглава страшную дыру с обожженными краями, из которой рывками выбивался седой дым. Удар молний отбросил паромщика назад, он с трудом удержался на ногах, пьяно балансируя на углу причала. И в этот миг его ударили в грудь и шею молнии из левой руки Птицелова. Раздался страшный рев, и Гар, отчаянно взмахнув рукой, упал навзничь с причала в воду. Из нее тут же взметнулось пламя, что-то в нем завизжало, загудело, и вода сомкнулась над головой паромщика, втянув вниз огонь. Теперь только большие пузырящиеся круги расходились сбоку от причала, да еще от воды поднимался быстро редеющий угольный дым.
«В кипящей воде можно сварить все», – мелькнуло в голове Книгочея. «Даже если это – кусочек неземного, вселенского тепла». Кто это ему сказал сейчас? Ветер, застывший в воздухе? Или, может быть, странные, непостижимые боги Шедува, которым так же странно поклоняются в причудливых, непостижимых краях, где кровь и река текут одинаково медленно, а избежать боя считается признаком силы?
Обе пары воителей разошлись, и Лекарь что-то быстро шепнул Старику. Тот кивнул головой и внимательно оглядел Птицелова. Его дражайший хозяин был цел и невредим, только одежда была здорово разорвана на груди. Воины, столпившиеся у причала и превратившиеся в невольных зрителей поединков, вдруг зашумели, закричали и стали указывать друг другу на реку. Защитники причала быстро оглянулись.
На Реке творилось неладное. Повсюду по воде вспыхивал огонь и затем угасал, как будто разлитая на поверхности воды нефть медленно тонула. Это тоже был поединок, но уже проигранный теплом. Огонь Реки без Имени повсюду опускался на дно, уступая место своему противнику, сейчас – более грозному и могущественному. Ледяной вихрь над причалом усилился, и теперь снежная пыль и мелкие кусочки льда понемногу засыпали песок у причала. Затем послышался странный, громоподобный звук, который пронесся вдоль берегов, причем на пароме был слышен и гул с противоположного берега. Это на всей реке остановилась вода!
– Что там? – Книгочей приложил ко рту ладонь наподобие рупора, стремясь перекричать вой ветра.
– Не знаю, но, по-моему, Реку без Имени сковывает лед, – откликнулся Шедув. Он уже опустил полумаску, скрывающую всю нижнюю часть лица, на котором теперь остались видны лишь глаза.
Тихое глубинное потрескивание слышалось отовсюду. Все замерли: зорзы на помосте смотрели вдаль поверх голов друида и отпущенника, а воины на берегу – те просто оцепенели, потому что впервые лед схватывал в считанные минуты такую мощную реку у них на глазах.
– Время двинулось, – сказал Птицелову обернувшийся Старик.
– Слишком быстро, – пробормотал Птицелов, утративший свою обычную невозмутимость. Теперь его глаза были расширены, крылья носа раздуты, он был возбужден, и даже руки зорза слегка дрожали.
– Слишком быстро! – вновь повторил Птицелов и, покачав головой, потрясенно прошептал. – Но ведь это неправильно… Этого просто не может быть!
Старик зарычал и бросился на Шедува как огромная костистая гончая. Шедув легко отразил его удар и, неожиданно выбросив ногу, отбросил зорза. Старик покатился по помосту, и Книгочею в пылу боя даже почудилось, что он слышит стук о доски мосластых ног. Подняться сразу Старик не смог, и на отпущенника бросился появившийся на причале зорз, которого Шедув однажды захватил в замке храмовников. Видимо, теперь он стремился взять верх и рассчитаться за прошлый позор. Мечи с лязгом столкнулись и тут же отступили – соперники были примерно одного роста, и Кашляющий зорз был гибок и изворотлив не менее своего восточного врага. Теперь соперничали ловкость и ум, к тому же манера вести бой у зорза была сходна с приемами отпущенника.
Птицелов одобрительно хмыкнул. Не случайно именно он когда-то посоветовал Хворому не пытаться восстановить прежние навыки искусного мечника, подорванные его страшной болезнью, а пойти в обход силы, которую уже не вернуть, заменив ее южной ловкостью и утонченностью востока. Теперь соперники были достойны друг друга, только Кашлюнчик все-таки был немного потяжелее. «Много спит» – покачал головой Птицелов, наблюдая за боем с видом престарелого учителя, который радуется успехам возмужавшего ученика. Хотя Хворый и Птицелов на вид были примерно одних лет.
Книгочей тем временем отбивался от Лекаря, тот явно перешел в наступление.
Двое Знающих оказались друг против друга не случайно. Лекарь чувствовал в Книгочее самого опасного противника, даже не столько для себя, сколько для того великого предприятия, которое им предстояло сегодня завершить. Отпущенник для Лекаря был всего лишь искусным бойцом, не более, а в друиде он предполагал очень опасную магию, которая способна свести на нет все, что они так тщательно выстраивали с Сигурдом последние несколько дней. Магическое нападение всегда предполагает магический же ответ, поэтому Лекарь, опасаясь неизвестных ему возможностей друида, пока вел бой только силой оружия.