– Ну что тут?
– Да знаешь, похоже, странновато тут все. Думали, просто бандюганы-мародеры. А тут как-то гаже.
– А что гаже-то?
– Дуй к Николаичу. Они у караулки сейчас.
– Которой?
– Вон той. – Серега дрыгает ногой, показывая ботинком примерное направление.
Поневоле пригибаясь, двигаемся между автомобилями. Новоприобретенный «кедр» удобно лег в руки. Смешная плюшка…
У караулки стоит мангал, вкусно пахнет шашлыком. Правда, видно, что шашлык пригорел маленько.
– Эй, медицина!
Смотрю, кто тут такой фамильярный. Оказывается, Саша. Мы его не заметили и прошли боком к нему, а он уютно устроился за зеленоватым «хюндаем» с простреленными стеклами… Сидит смотрит на нас и улыбается во весь рот. Нехорошо. Хреновый из меня Виннету.
– Ну что тут?
– Стоял дозор из десяти сукиных сынов. Несколько человек мы внизу постреляли, двух Ильяс зацепил – один у Коттеджа валяется, второй вон стоит…
– Где? Как – стоит?
– Стоя стоит. На два пальца левее указателя. Видишь?
Указатель вижу. Вытягиваю руку, отставляю два пальца, прикладываю их как бы к указателю, глядя при этом одним глазом – старый метод целеуказания. И действительно, за нетолстым деревцем стоит мужик в грязном камуфляже и целится в нашу сторону. То есть целился. Он по-прежнему стоит как статуя, только оружие у него из рук уже кто-то вынул.
– Впервые вижу такое каталептическое трупное окоченение, только читал о подобном. А вы, Надежда Николаевна?
– Тоже не доводилось. Это при попадании в голову такое бывает?
– Да, моментальное разрушение продолговатого мозга.
– Лихо!
– Ну а еще один куда делся?
– Удрал, сволочь. Мужики за ним погнались было, но этот парк как лес. Плюнули и вернулись. Вот сижу смотрю, чтоб он обратно не пришел.
– А чего ему возвращаться? Небось чешет во все лопатки.
– Николаич считает, что это не вся банда. Да и сами по себе они отморозки до абсолютного ноля. Шашлычок видал?
– Ну да. И что?
– Непростой шашлычок. Очень непростой.
– То есть?
– Сами увидите. Еще и снимать будете.
– Ну ладно. А где Николаич?
– Он с опером в караулке. А Вовка возле УАЗа.
– Ладненько. Смотри в оба!..
В готической караулке в кои-то веки и впрямь пахнет караулкой. Тут, судя по всей обстановке, и ночевали разбойнички – койки, матрасы, даже постельное белье. Шмотки, очень похоже не принадлежавшие разбойному люду, чемоданы, сумки – но толком рассмотреть не получается.
Николаич озабочен и, по-моему, очень зол. Кивает нам и с места в карьер огорошивает тем, что тут мы накрыли лишь одну смену. Так что возможно прибытие следующей, да еще с усилением. Ввязываться в бой нет никакого смысла.
Желательно уносить ноги, и поскорее. Повезло, что нас не ждали. Работали в штатном режиме – потому и легли под нашим огнем, большей частью не вякнув. Также повезло и тем, что оружие у них ближнего боя, явно из арсенала МВД. Плохо, что ни Михин отец, неизвестно куда дернувший, ни чертов сварщик никак о себе не заявляют, а уходить, бросив двух человек, из рук вон плохо.
– А что отвечает мобильник Михиного отца?
– Выключен или находится вне зоны действия сети.
– М-да, положеньице… Но не жить же нам тут? А почему решили, что здесь находится только смена?
– А вот смотрите, железный ящик. В нем кулек с золотишком. И зубы, и кольца, и цепочки, и серьги. В мелких бандах так в общий котел не складывают. Вы, кстати, давайте снимайте все на камеру. Что видите, то и снимайте – потом разбираться будем. И комментируйте. Так вот, Дмитрий говорит, что и бумажки интересные нашел. Гнездо у них не здесь – они сюда на дежурство прибывают. Еще есть нюансы. Сестричка. Вы помогите оперу собрать тут вещественные доказательства. Пошли за мной, доктор.
Перебравшись через дорогу к стоящему у дерева трупу, Николаич просит пока поснимать общие планы, а сам неслышно ускользает вперед. Должно быть, обеспечивает безопасность места. И совершенно неожиданно слышу переливчатый звонок мобильного телефона. Позвонили Николаичу не вовремя.
Снимаю мертвеца – ему действительно попали сбоку в голову, заодно нахожу входное-выходное от ильясовской пули.
Когда уже заснял перекресток, из кустов выбирается Николаич:
– Михин папаша объявился. Сказал, что вышел с той стороны парка и подловил бежавшего от нас ублюдка. Не отвечал, потому как телефон вырубил, пока охотился. Получается так, что разумно сделал – вот забренчал бы, как у меня сейчас…
– А это точно он?
– Получается так, что он. Я ему вопросик задал: кто там с ним в машине еще был? Ответил верно. Сын, друг и врач из морга.
– Ну все равно осторожнее надо быть.
– Само собой. Осторожность лишней не бывает. Я ему сказал выходить ко второй караулке. Там как раз Саша посматривает. Заодно глянем, как Саша сработает.
– Как бы они друг друга не постреляли.
– Да не должны бы. И Саша не дурак, и мужика я проинструктировал: как услышит на перекрестке «Стой!», так стой и руки в гору. Идем, тут еще есть что снять: за караулкой и в караулке.
Оказывается, что речь идет о второй караулке, – их тут две. Мы возвращаемся к шашлычнице. По дороге Николаич предупреждает Сашу о госте. Саша кивает.
Около караулки сидит на цепи голый мальчишка лет шести-семи. Картинка милая, потому как детеныш жрет чью-то ступню. Ясно, что пацан – мертвяк. Снимаю.
– Упокойте его. Из мелкашки.
Пацан не обращает на нас никакого внимания, но после выстрела не падает, а остается сидеть, только недогрызенная ступня вываливается из рук.
– Да что за черт! Или закон парных случаев – и еще один кататоник?
Николаич показывает пальцем куда-то вниз. Наклоняюсь и чувствую, что бешенство мутит голову.
Мальчишка сидит на достаточно толстом металлическом штыре вроде лома.
И скорее всего, от этого мальчик и помер. Николаич стягивает тело с испачканного кровью, дерьмом и содержимым тонкого кишечника стержня – точно, вбитый в землю лом. Труп падает на землю, и тут я вижу то, на что не обратил внимание раньше из-за ярких и пестрых гольф – голени искривлены. Проверяю – да, перебиты голени. Качественно так перебиты.
– Вы снимайте, снимайте, – тихо говорит Николаич.
Снимаю. Потом снимаю стоящие внутри караулки баки – литров по двадцать.
Отборное мясо. Правда, без разбора, как положено в производстве, – видны куски, похожие на окорок, куски помельче – вперемешку. Когда Николаич поднимает крышку последнего бака, я уже знаю, что там увижу. Потому не удивляюсь виду нескольких печеней и сердец – нормальных человеческих внутренних органов. В принципе в анатомичке то же и было. Разве что назначение было иным.