– Вот ведь Адам с Евой в райском саду. Или огороде? А вместо Змея – Ырк. Даст он еще пареньку дрозда, – философски замечает мудрый Семен Семеныч.
– Ревновать будет?
– Вне всякого сомнения. А ревность – страшная штука! Хотя бы и у крыса.
– Ну да и оперы, и балеты, и всякие другие произведения…
– Про крыса? – заинтересовывается Саша.
– Нет, про ревность… Вот, к примеру:
В тазу лежат четыре зуба,
А я как безумный рыдал,
А женщина-врач хохотала,
Я голос Марусин узнал!
Тебя я так нежно любила,
А ты изменил мне, трепач!
За то я тебе отомстила,
Изменщик и гнусный палач!
– Откуда вы такие песни выкапываете, Семен Семеныч?
– Отец с приятелями пел, когда поддавали, Александер. Я вам еще и вечером спою – любимую, про Отелло!
– Кстати насчет вечера. Вы что дальше планируете?
– Это о чем вопрос?
– Вы в нашу команду не хотите вступить?
– Мой дед отломал на двух войнах – финской и Великой Отечественной. Так вот он мне категорически запретил вызываться добровольцем. И сам добровольцем никогда не вызывался. «Они потому вызываются, – говорил дед, – что понятия не имеют, на что идут. Потому и погибают, и дело заваливают, что не готовы они к тому, что их ждет. Приказ исполнять надо точно, а лезть куда не звали – глупость». Так что по завету деда добровольцем не полезу, хотя ребята вы симпатичные. Вот прикажут, тогда дело другое.
– Ясно.
– Тут еще деталька в пейзаж – сын и сосед. Мне сейчас нужно будет из шкуры вывернуться, а медикам потрафить. Денег уже никто не возьмет, а что им нужно – черт их знает. И пока сына на ноги не поставят, вы уж, ребята, не взыщите, а я весь в распоряжении больницы. На это время «Я – раб лампы». Такие дела. Кстати, доктор, а что им там может пригодиться? Может, мы и поглядели бы по дороге-то? Чтоб не с пустыми руками ехать.
– Ну откуда я знаю, что им там может быть нужно?
– Э-э-э, доктор, нехорошо так по-детски хитрить. Я ведь и у братца вашего узнавал, и у ребят из команды. Есть у вас с больничными зацепки-завязки, и кореша ваши там работают – в немалых креслах сидя. Я человек памятливый и благодарный, так что не сомневайтесь. И Мишку таким же воспитал. И к слову, спасибо за то, что все путем сделали – и эвакуировали, и на стол без проволочек…
– Так я и не хитрю. Знакомые там есть, не отказываюсь, а вот насчет моего всесилия и всезнания – это через край хватанули. Я серьезно понятия не имею, что им там надо. Может, компьютерный томограф, а может, простыней новых…
– Компьютерный томограф мы не потянем. Здоровый больно. И демонтировать небось спецы особые должны.
– И монтировать, и эксплуатировать. Это я так, для примера.
– А может, позвоните?
– Ну позвонить-то почему и не позвонить… Попробую.
Проба проходит неудачно – удается дозвониться только до секретарши, и она объясняет, что сейчас «такое творится, такое творится, что из врачей позвать некого».
Ясно, что она со своей колокольни просит привезти ксерокс и канцбумпринадлежностей. Семен Семеныч загорается насчет и этого заказа, но загорается ненадолго – пока не объясняю, что как раз с канцбумом в Кронштадте все в порядке: офисы там были, а вот офисная деятельность пока закончилась, и, наверное, на большой срок.
Саша, оторвавшись от рации, командует:
– Мы на КАД. Доктор с камерой в головной УАЗ, к нам на замену Ильяс.
– А остальные куда?
– Будучи в прямой видимости, посмотрят, что у комплекса заправок и гипермаркетов внизу на Таллинском шоссе. Все примазавшиеся остаются с нами.
Ишь заговорил репродуктором…
Выбираюсь с камерой, вприпрыжку бегу к УАЗу. Американец попер куда-то по развязке – явно вопреки знакам. За ним дисциплинированно «жип широкий», «хонда» Бистрема, «форд» его знакомца. Тонированная «девятка» остается на месте.
Забираюсь в УАЗ. После кабины американца как-то очень тесно и холодно.
Следом за нами идет милицейский рыдван, потом внезапно увязывается и «девятка».
– Xe. Чую всеми фибрами организма, увидим мы сегодня незабываемый балаган! Весь вечер на манеже «девятка» с двумя укатайками! – ядовито говорит Николаич.
– Вы им приказали ехать наверх?
– А то ж! И был послан просто так, без затей…
– И стерпели?
– Не вечер еще. Да хрен с ним, мудилой. Этот завод снимать, пожалуй, стоит – он был на последнем издыхании, а забор качественный. Получается так, что временную базу можно поставить в случае чего тут удобно.
– А что здесь выпускали?
– Электронику всякую. Но не заладилось, прогорели. Людей выставили за ворота, ворота заперли, так что и чистить тут, скорее всего, немного придется… Тьфу-тьфу-тьфу… Ага, наши вышли на позицию, нас прикрыли…
Жужжит рация. У Николаича не слышно толком, что ему говорят, не как у Саши. Но он, выслушав, сам информирует:
– Шлиппенбах предупредил, что тут где-то рядом звероферма. Ежели увидите зверюшку типа хорька или еще чего меховое, бойтесь. Завод сняли на камеру?
– Снял, потом неплохо бы еще снять со стороны КАД – другой ракурс.
– Не вопрос. Теперь слева «Краута» – строймаркет, инструменты… А немного зомби, смотри-ка, я думал тут сотни будут пастись. И авто мало.
– Да похоже, у них вообще двери закрыты, а эти зомби, скорее всего, из автозавала, что у КАДа…
– Вполне возможно. Вон слева вообще мужик в рубашке стоит…
– Ну так что тут особенно-то покупать.
В этот момент «девятка» по-цыгански – с дымом и прокрутом колес – проскакивает мимо нас и фитилит вперед.
– Да, не заскучаем… Определенно…
– Это он куда ломанул?
– В Макдоналдс? Точно, туда!
– Пописать или покушать?
– По нему судя – покушать. Нехай гнилья нажрется.
– Ну почему сразу гнилья. У них, может, только шпинат подвял.
– То есть как?
– Макдоналдс, да и другие амерские рестораны для третьего мира, славны огромным количеством всякой химии в еде. И консервантов там невиданно, поэтому еда долго не портится. Голландцы и немцы на эту тему эксперименты ставили – простенько и со вкусом. Гамбургеры и картошка фри из разных заведений были положены в закрытые банки. Гамбургеры из Макдоналдса не портились три недели, картошка фри – четыре. Немецкая же продукция с голландской испортилась, как и полагается, – за несколько дней. В полный хлам.
– Что, действительно это правда?
– Правдее некуда… А наш клоун уже обратно выходит.