Еще несколько бедолаг сползаются из разных закутков двора.
И оказывается, несколько живых в квартирах.
Открывается окно в квартире третьего этажа в одном из крайних подъездов. Тетка бальзаковского возраста. На балкон соседнего дома – четвертый этаж – вылезает мужик в трениках и начинает голосить. И даже на первом этаже в соседнем от нашего подъезде девчонка-подросток, высунув голову в форточку, просит помочь им с мамой.
Ор стоит – дай бог!
Николаич осматривается и первым делом кричит мужичку на балконе:
– Стрелять умеешь?
– Умею! Не из чего!
– Вылезать пытался?
– А то! Там внизу их куча собралась.
– По веревке спуститься сможешь?
– Я смогу, а жена – нет. Инвалид она. Слышь, помогите, а?
– Чем?
– Ружье одолжите!
– И как я тебе его закину?
– Я веревочку спущу, а ты привяжешь. Слышь, я отработаю! Чесна!
– Ладно, спускай свою веревочку.
В торбочку Дима совершенно спокойно кладет свой ТТ и запасную обойму.
– Эй, в голову стреляй!
– Да я знаю!
– Ну тяни. И долго не возись – уедем, ждать не будем.
– Ага! – Мужик с сумкой исчезает в квартире.
Теперь девчонка на первом этаже. С нею все в порядке, а вот мама чего-то загоревала, сидит молча уже третий день. Поспит немного – и опять сидит.
– В квартире есть еще кто?
– Не, только мы с мамой.
– А ты, что ли, эмо? Прическа у тебя стремная.
– Не, это так…
– Ну открывай окно…
Придется лезть смотреть, что там с мамой… А я последний раз про психиатрию слыхал в институте еще, потом как-то везло без сумасшедших жить.
Подсаживают меня с энтузиазмом. Скорее, даже закидывают в окно. Странно, первый этаж, а решеток нет. Квартирка однокомнатная, чистая, но бедная. Впрочем, была чистой. Неделю точно не убирали – комья пыли на полу.
Мамашка сидит на кровати – замурзанный халатик, растрепанная прическа. На мое явление не реагирует никак. Попытки добиться от нее внимания ни к чему не приводят…
– Собирайся. Бери что у вас тут ценного, и поедем.
– А мама?
– Что – мама? Здесь я ничего сделать не могу. Заберем как есть. Будете готовы – зови.
Вылезаю из окошка обратно.
– И что там?
– Девчонка нормальная, мамаша в ступоре. Больше сказать нечего.
– Ладно, двинули на крышу.
Двигаем. Состав тот же, все те же.
Эту дверь открывает восьмой по счету ключ в связке. Придерживаем ее и поневоле отшатываемся – вымахнувшая плетью голая рука чуть-чуть не дотягивается до стоящего рядом рыцаря. В ответ рыцарь лупит дуплетом в щель. Дима, стопоривший дверь ногой, недовольно морщится – чудом не попало в него.
Николаич смотрит в щель, качает головой, потом стреляет туда дважды. Только после этого слышится шум падающего тела.
– Геннадий Петрович! Не надо стрелять. Здесь обыкновенный шустрик. А вы бы еще немного влево взяли – и влепили бы по своему. А мы-то без брони.
– Она меня чуть-чуть не задела!
– Геннадий Петрович! Чуть-чуть по-китайски – километр! Осторожнее, пожалуйста. И перезарядите ружье.
– Да, конечно…
Подъезд этой пятиэтажки оказывается не таким уж и сложным. По дороге встречаются еще два зомби, но обычные. В квартиру на втором этаже дверь открыта, но, свистнув туда и не получив никакого ответа, Дмитрий закрывает ее…
На третьем этаже дверь приоткрыта, оттуда торчит голова той самой дамы бальзаковского возраста. Увидев нас, дама выскакивает на площадку вся – и ее оказывается много. Она экзальтированно восторженна, и нам стоит немалых усилий ее утихомирить. А до этого она кудахчет и радуется «чудесному спасению» с такой энергией, что у нас скулы сводит, словно лимон сожрали. Идти вниз в одиночестве она отказывается. Мне, как наиболее деликатному и интеллигентному из всей группы, выпадает честь ее эскортировать. Заодно еще приходится помочь тащить ее багаж – отволокла она три здоровенных сумки…
Когда, сдав даму на руки стрелкам, возвращаюсь наверх, чувствую, что сыт общением с этой особой по горло…
– Ну как успехи? – иронично спрашивает Николаич.
– Феерично, феерично!!! – совершенно неожиданно для себя выпаливаю в ответ.
– Забавно, мне героиня Тэффи тож в голову сразу пришла… Ладно, двигаем дальше.
Люк на крышу заперт на пустячный замок. Монетодворский Геннадий Петрович сносит его одним щелчком чудовищной мощи кусачек. Откидываем люк, ждем у моря погоды. Первым на крышу вылезает Дима. Отсутствует минуту, потом видим его физиономию в просвете люка.
– Чисто.
Лезем по очереди. Крыша действительно безмятежно пуста.
Добираемся до нужного люка. Даже тут, на крыше, воняет газом.
– Вы отойдите вон туда и лягте ногами сюда. Береженых, знаете…
– Да ничего, мы рядом постоим.
– Мне спокойнее будет, если отвалите. Не люблю, когда кто-нибудь под руку смотрит. Нервничаю.
Отходим. Правда, не ложимся, хотя прекрасно понимаем, что если бахнет, то у лежачего куда больше шансов выжить. Не знаю, чего тут больше – глупой мужской гордыни, вечного авось или некоторой солидарности.
Надо заметить, что Геннадий Петрович крут – люк выламывается за пару минут без видимых усилий.
– Такой медвежатник пропал, – задумчиво бормочет опер.
Открыв крышку, Геннадий возвращается к нам, таща на себе мешок с инструментарием.
– Ну как?
– Воняет, аж нос винтом.
– Получается так, что придется часок подождать. Сейчас вызову пару из первой группы.
– Зачем?
– Да так. На всякий случай.
– А мы куда?
– Скатаемся. Тут не очень далеко был магазин «Карусель». Глянем, что там и как и почем… А тут оставим пост на крыше и БРДМ на связи.
Едем и впрямь недолго, узнаю место – тут под боком у громады «Карусели» присоседилась станция «Скорой помощи».
– Николаич, нам бы неплохо глянуть, что на «Скорой»…
– Получается так, что думаем одинаково. Промедол?
– И он тоже. Вообще, надо выяснить, что там есть по списку А.
– Наркотики?
– Яды в целом. Ну и наркотики тоже.
– Внимание! Вижу признаки живых!
Наши машины стоят с противоположной стороны стоянки. Там, где непарадный фасад покрашенного веселенькой желтой краской здания.