На пороге стояла Елизавета. Костя был так поражен, увидев ее, что замер у двери.
Она сняла шапочку, отряхнула ее тут же, на лестнице, от снега, отворачивая холеное лицо от ледяных брызг, и начала расстегивать шубу.
– Снегопад на улице – дороги не видно... Такой бы в новогоднюю ночь, – сказала Елизавета и посмотрела на Костю. – В квартиру-то пустишь или на лестнице будем разговаривать, на радость соседям?
– Извини, – промямлил он и отступил. – Просто я не ожидал...
Она вошла, энергично разделась, развесила своего песца на плечики, погладила и поворковала с Фолиантом, который крутился здесь же, под ногами, и, кажется, был рад ее видеть.
Костя был растерян и совершенно не понимал, как себя вести.
– Э-э... Чаю? – неловко предложил он.
В него уперся жесткий взгляд зеленых глаз сестры.
– Развлечения потом, – сказала она. – Сначала дела.
Она прошла в комнату, огляделась, поставила сумочку на диван и села.
– Как с работой?
– Так себе, – пожал плечами Егоров, не желая посвящать сестру в подробности взаимоотношений с «Русским кондитером». – Ищем.
– Шансы есть?
– Шансы есть всегда.
– А это? – Она кивнула на экран компьютера с заставкой на «рабочем столе» большой фотографии первоклассника Вани Егорова. К счастью, файл с романом был свернут.
– Рыскаю в Интернете... Чем обязан, Лиза? – Он сел на стул у стола напротив нее.
– Я приехала мириться, – сказала она.
Костя подумал, что ослышался. Он слишком хорошо знал характер сестры, чтобы поверить в это.
– Мы все были не правы, – продолжала она, – но я знаю, что папа не хотел бы нашей ссоры, по какой бы причине она ни произошла, пусть и по столь... трагической. Помнишь, сколько мы воевали и дрались в детстве, когда были живы родители?.. – Лицо ее порозовело, на глазах выступили слезы. – Они всегда мирили нас. Мы родные люди, Костя, и должны держаться друг друга. Прости меня, пожалуйста. Не сердись. Смерть отца... Это было такое горе, что я не отдавала отчета...
– И ты меня прости, – деревянным голосом сказал Егоров. Он все еще сомневался.
– У меня с собой кое-что есть... – Лиза открыла сумочку и извлекла плоскую блестящую металлическую фляжку.
– Пьешь втихомолку? – спросил он с улыбкой.
– Ну тебя, дурак! Давай-ка дернем мировую. – Она шмыгнула носом, успокаиваясь. – Здесь хороший армянский коньяк.
– Ты всегда была неравнодушна к лучшим представителям этой замечательной нации. – Он поднялся и пошел к серванту за рюмками. – Я помню, как, впервые увидев по телевизору Левона Оганезова – тебе тогда было лет десять, – ты завопила: «Батюшки-светы, какой мужчина!»
Лиза за его спиной затихла. С рюмками в руках он повернулся и посмотрел на нее. В руке у сестры вместо фляжки с коньяком были какие-то бумаги.
И выражение ее лица... Совершенно изменилось.
Он вернулся к столу и поставил рюмки рядом с клавиатурой.
– Что это?
– Прочитай и подпиши. – Она протянула ему бумаги.
Костя сел и пробежал глазами текст.
«Я... Егоров Константин Геннадьевич... дата рождения... адрес места жительства... безвозмездно отчуждаю в пользу... Фомичевой Светланы Николаевны... часть загородного дома, расположенного... договор вступает в силу с момента подписания...»
Он поднял на нее глаза:
– Что за бред, Лиза?
– Дарственная, – сказала она спокойно. – Ты же прочитал.
– А кто такая эта Фомичева Светлана Николаевна?..
– Моя дочь, Костя. Твоя племянница. Ты совсем того? Надо чаще встречаться.
– Нет, это ты того, – сказал он, осторожно откладывая бумаги. – С чего ты решила, что я подарю вам свою половину дома? У меня, вообще-то, есть наследник, да я и сам пока... никуда не собираюсь.
– Иван последние несколько лет на дачу не ездит, – сухо сказала Лиза.
Он вздохнул с облегчением и откинулся на спинку стула: теперь ясно, зачем она приехала! Костя посмотрел на сестру веселым взглядом.
– Плохой из тебя делец, – сказал он. – Нужно было сперва напоить меня, уболтать, глядишь – я бы и подписал. А на трезвую голову я пока еще слишком хорошо соображаю.
– Подпиши, Костя, – сказала Лиза угрожающе, – это мой дом.
– Половина – конечно. Она всегда твоей и была.
– Весь.
– С каких пирогов, сестренка? Кто же это тебе присоветовал? Небось, и нотариусу заплатили за составление? Но он вас плохо проконсультировал. Слушай, вы вконец обнаглели с твоим... не помню имени... Даже не продать, а подарить!
– Твоей ноги там не будет, – сказала она с ненавистью.
– Даже если и так. Даже если полдома сгниет и развалится... Твой урод – он безрукий, ни хрена делать не умеет... И вы туда не войдете. Я съездил на днях на дачу и всобачил такую сигнализацию, что через минуту после взлома там соберется вся округа с тридцатикилометрового радиуса. Да пару ловушек-сюрпризов... от бомжей. Оказывается, не только от бомжей. А как отключить все это, знаю только я.
Он говорил столь легко и убежденно, что Елизавете в голову не пришло заподозрить блеф.
– Костя, тебе все равно ничего там уже не понадобится, ты не приезжаешь совсем. – Она продолжала цепляться. – Тетя Лена старая, ей одной там трудно. Еще год-два, и она тоже перестанет ездить. Ладно, если ты уперся... Поговорим о цене. Сколько ты хочешь?
Он взял со стола бумаги и бросил ей на колени.
– Не о чем говорить. Мир с тобой обходится мне слишком дорого, но дело даже не в этом... Если твой отец и мой дядя смотрит сейчас на нас, он огорчен тем, какой... – Костя запнулся, – лицемеркой стала его дочь.
Она вскочила:
– Ты не смеешь...
Он смотрел на нее с иронией:
– Почему? Ты же посмела! На самом деле, я благодарен тебе, сестренка. Ты сравняла счет. Я был очень виноват переда вами, дядей Гришей... Чувство вины висело на душе стопудовым булыганом. Ты своим визитом немного облегчила мой груз. Теперь я понимаю, как ты относишься ко мне, и вины перед тобой почти не ощущаю.
Она вылетела в прихожую и быстро начала одеваться.
– Нет, но на что вы рассчитывали?! – крикнул он.
Ответа не последовало. Хлопнула входная дверь.
...О визите сестры некоторое время не знал никто, кроме Лекса Померанцева. Костя считал, что может доверять только ему.
* * *
– Я не знаю, что делать, мам. Весь мир на меня ополчился.
– Не преувеличивай, – сказала Елена Петровна. – У тебя есть я, Ванька, Оксана...