За окном опять пошел какой-то мутный беспорядок: визг в несколько голосов и суета. Ирина живым духом опять скатилась по лестнице, осторожно выглянула.
– Вот прошмандовка неугомонная, – вырвалось у Иринки совершенно непроизвольно, когда совсем близко она увидела колченого и косолапо ковыляющую вдоль улицы бабу-мотоциклистку. Явилась, значит, не запылилась.
Выскочила за дверь, направилась было к зомбачке, потом притормозила, ругнулась, полезла в карман и набила пару патронов. Потом, вызывающе вихляя бедрами, развязнейшей походкой подошла к мертвячихе, оглядела ее внимательно. Витька хорошо продырявил покойницу, но дело стоило закончить.
– Гоу ту хелл [27] , сука! – сказала Ирина чеканную киношную фразу, вскинула ружье, к которому уже успела приноровиться, и с удовольствием долбанула в лицо недавней знакомой. Ту мотануло, но, вытянув лапы в сторону Ирки, она дернулась под выстрелом и поспешила навстречу, мерзко и тонко застенав.
Ирка, совсем не героически пискнув, шарахнулась в сторону и, перезарядив, повторно грохнула в морду, уже страшную, искромсанную, со свернутой в сторону половинкой нижней челюсти. На этот раз проняло: зомби свалилась как бревнышко, на всю длину и отчетливо треснулась затылком о наледь на дороге.
Ирка подняла гильзы и присвистнула – каким-то непонятным образом в картечную кучу взятых с собой патронов затесалось что-то для мелкопташечной охоты, вот мелкие дробинки и не одолели зомби, только рожу растворожили.
Перевернула труп, постаралась аккуратно стянуть висевшее за спиной у покойницы ружье, измазала все же ремень в кровище, потому отстегнула карабинчики и брезгливо ремешок отбросила. Двустволка-вертикалка была не новой, но целой, пулеметные очереди ее не покалечили. Тяжесть ствола в руке навела на мысль, и, горестно глянув на сиротливо уткнувшийся в стенку дома джип, Ирина вприпрыжку побежала к выезду из деревни.
К ее радости, застрявший в снегу и кустах мотоцикл тут же завелся, и она триумфально докатила до каменного особняка, отметив, что пули счастливо миновали важные узлы, разбив зато фару, пробив руль, вспоров в двух местах седло и закончив сбитым, видно, для симметрии стоп-сигналом.
Напарница уже поджидала в прихожей. Всучив ей двустволку, Ирка потащила спутницу наверх на инструктаж.
Выслушав еще раз то, о чем уже слышала Ирина, и забрав пулемет с диском, парочка воительниц спустились к мотоциклу, захватили принадлежности и, виляя по заснеженной улице, покатили на битву. Ехать без фары было уже темновато, зато маскировка.
Мне не удается дослушать лекцию до конца, надо и в медпункт заглянуть.
Маслом по сердцу, что дела идут спокойно и в рабочем режиме. Сложных случаев всего два, советы у меня спросили скорее из вежливости. То ли такой начальник, как я, тут и на фиг не нужен, то ли я так все организовал, что любо-дорого. Приняв за рабочую гипотезу именно второе объяснение, добираюсь до нашей казармы-салона.
И, собрав на завтра сумку, валюсь дрыхать…
Ребята возятся еще, звякают, переговариваются, но мне это уже не мешает.
А вот заявившийся Дункан мешает. Он возбужден, шумлив и совершенно не обращает внимания на то, что тут вообще-то некоторые труженики тыла героически пытаются поспать. Он восторжен до неприличия, словно ребенок на елке с Дедом Морозом.
Я думал, что наши не будут участвовать в рубке, отслужив службу стрелков. Ан нет, лихорадка охватила и Серегу, и Вовку. Ильяса с нами нет, оказывается, ему жена запретила в доспехах на топорах драться. Сейчас он ей вкручивает, что, разумеется, как всегда, будет сугубо стрелком с самой дальней дистанции.
Уснуть при таком тарараме, который устроил тут чертов омоновец, невозможно, и я, приподнявшись на локте, удивляюсь:
– А как же это получается, что властелин и показатель, кто в доме хозяин, так перед женой трепещет? Он же тут, было дело, рассказывал, как у него в доме все по струнке ходят?
– Так все правильно! Все по струнке и ходят. Вот и он сам тоже по струнке. И вообще, кто спорит с женщиной, укорачивает себе жизнь. Старая восточная мудрость, между прочим, – вразумительно отвечает Вовка. Он крутит в руках какую-то железяку с ремешками, регулирует что-то, и я готов о заклад побиться, что это скорее всего деталь брони. А этой брони у нас навалено много – шлемы, кирасы, наплечники, кольчуги.
– Он, видишь, даже свой доспех сюда не приволок – у Павла Алисаныча оставил.
– Похоже. Павел инфаркт чудом не схватил. В основном-то оружие и доспех взяли из экспозиции средневекового оружия, а нашему батыру зачесалось, чтоб обязательно у него восточное было. Надыбали ему какой-то сбродный персидско-китайский наряд. Просил по-дружески, чтоб мы при чужих над ним не смеялись. Стесняется, похоже, слышь, Вовик!
– Ага, командирскую честь блюдет.
– Парни, вы что, всерьез все это натеяли? Ну ладно Дункан – ему фатум такой, но вы же стрелки!
Дункан даже как-то обижается:
– А что я? Ваша же богадельня, сам же знаешь: чтобы оборудование оставить целым, стрелять нельзя. Для вас же стараюсь, живорезы.
– Ну ладно, ладно. Не хотел обидеть, просто удивило, с чего это вам резню захотелось устроить…
– Кто б про резню говорил, а кто б и помолчал, видывали, знаем, как оно руки к жопе пришивают…
Мне не очень нравится эта тема, вот просто не нравится, и я стараюсь с нее съехать:
– Ну а чего вы все западноевропейское взяли? Почему не японское?
Дункан подпрыгивает:
– У джапов только реклама отличная, а оружие паршивое. Отлегендировано знатно – не отнимешь, но их дурацкие катаны ни в чем не лучше немецкого или испанского клинка, про наше не говорю – тоже лучше. И доспех у них дерьмо на веревочках, тряпочки с камышом лакированным, кожей обтянутое. Как познакомились с европейскими доспехами, так тут же на вооружение и кирасы взяли, и шлемы.
Ребята заинтересованно отрываются от своих дел и глядят на вскипевшего омоновца.
– Вона как ляпнул! А ты катану в руках держал? Это оружие мастера по пять лет делали! – Володя вроде говорит серьезно, но мне кажется, подначивает простодушного дылду. С Вовки станется, любит разыгрывать, особенно раньше Сереге доставалось.
– Вовик! Катаны я в руках держал, потому за свои слова отвечаю, – ласково улыбаясь, отвечает Мак-Лауд. – Так вот, катаны всякие были. Большая часть – фигня с ручкой, кавказские шашки и наши сабли и немецкое с испанским лучше. А насчет пяти лет на клинок, это вранье. От кузнеца Масамунэ из Сагами сохранилось пятьдесят клинков. Это ж сколько он жил, а? Кузнец Цуда Сукэхиро за двадцать пять лет работы сделал тысячу шестьсот двадцать клинков! Так что не надо киношную чушь выдавать за правду. А еще у катаны идиотские ножны и дурацкий эфес, очень, знаешь ли, недолговечное все. Да и слово само, умные люди говорят, от португальского названия абордажной сабли. Другое дело, японцы все свое превозносят и почитают, и окружающих заставляют в это поверить, потому как сами верят.