— Мы нашли в архиве фотографию, — говорила Мелисса. — На ней изображены вы с женой на церемонии награждения вашей дочери Кафари.
Под фотографией появилась надпись: «Зак и Ива Камара. Их дочь Кафари, вышедшую замуж за полковника Саймона Хрустинова, по праву считают героиней, так как во время явакского нашествия она спасла президента Лендана. Кафари Хрустинова четыре года числится пропавшей без вести».
— Наша дочь Кафари погибла, — дрогнувшим голосом сказал Зак Камара.
— Завтрашний день, — негромко проговорила Мелисса, — может принести вам неожиданные новости… А сегодня я радуюсь вместе с остальными джефферсонцами тому, что вы и ваши родные живы и здоровы.
Большего Мелисса сказать не могла. Рассказывать о том, где сейчас Кафари и Саймон, пока было рано.
Кафари так захотелось броситься в объятия родителей и объявить им, что они с Еленой живы, что у нее потемнело в глазах.
«Завтра! — мысленно пообещала она себе. — Все это будет завтра!.. Если, конечно, нас к тому времени не прикончит линкор…»
«Блудный Сын» стоял на прежнем месте у самого входа в Гиблое ущелье. Его огни сверкали, как глаза глубоководных чудовищ на морском дне, устланном телами утопших. Он не трогался с места, а маленький сын Дэнни, свернувшись калачиком под одной из его гусениц, мирно спал.
Кафари пристально наблюдала за ребенком, наведя на него одну из камер. Она следила за тем, вздымается ли его грудь. Как ни странно, ребенок был все еще жив. Саймон периодически выходил на связь с Кафари, заверяя ее в том, что его люди стараются узнать, что за газ применили джабовцы.
— Даже если эта сволочь Коридан что-то знает, он молчит как рыба!
Кафари надеялась на то, что бледный вид Коридана хотя бы отчасти объясняется давлением, которое на него оказывает Саймон. У спикера Законодательной палаты руки были по локоть в крови, и сейчас ему нужно было изо всех сил изворачиваться, чтобы спасти свою шкуру. Да и не ему одному! Другие депутаты тоже спешили дать интервью Мелиссе Харди, заверяя избирателей в том, что «они не пожалеют сил и времени для того, чтобы узнать всю страшную правду и примерно наказать виновных в страшных зверствах».
Все это было бы смешно, если бы не сотни тысяч трупов в Каламетском каньоне. Люди, обвинявшие сейчас Витторио Санторини во всех смертных грехах, еще совсем недавно объявили вне закона скрывшихся в каньоне женщин и детей. Они стоя аплодировали Санторини, заявившему, что он утопит каламетских фермеров в их же крови. Глядя на них, Кафари содрогалась от отвращения.
Тем временем Санторини молчал.
Наступила полночь, но никто не услышал от президента Джефферсона ни слова. Пожары в президентском дворце были потушены. В южном крыле снова появилось электричество. Но Санторини не отвечал даже на попытки Коридана выйти с ним на связь. Президентский дворец охраняли самые фанатичные сторонники Санторини, но даже они наверняка уже разбежались бы, будь президент Джефферсона мертв или недееспособен. Судя по количеству вооруженных до зубов пэгэбэшников, обосновавшихся вокруг дворца, его хозяин был жив и здоров.
Кроме того, он по-прежнему распоряжался сухопутным линкором 20-й модели.
Конечно, «Блудный Сын» пока не реагировал на приказания Санторини, но ситуация могла в любую минуту измениться.
Отсутствие движения и других действий со стороны линкора говорило о том, что его электронный мозг пришел в крайне опасное, нестабильное состояние. Возможно, бурлившие в нем противоречия были недостаточно сильны, чтобы привести к перезагрузке управляющих им систем, но от этого его поведение не становилось более предсказуемым. Кафари была инженером-психотронщиком. Не считая Саймона, никто на всем Джефферсоне не понимал лучше нее, до какой степени линкор сейчас опасен. Достаточно было ветру сбросить в каньон еловую шишку, чтобы породить в пораженном мозгу «Блудного сына» цепную реакцию с самыми неожиданными последствиями.
Сейчас от «Блудного Сына» можно было ожидать чего угодно.
Он вполне мог разрушить Каламетскую плотину и утопить в ее водах весь каньон и Мэдисон. Кафари никому не позволяла покидать укрытие, потому что человек, спускающийся по бетонным стенам, светился бы яркой точкой для тепловых датчиков линкора. Нельзя, чтобы линкор увидел перед собой мишень или почувствовал, что ему что-либо угрожает. Кафари даже не представляла себе, что произойдет, если люди Саймона попытаются взять штурмом президентский дворец и силой свергнуть Санторини. Кроме Санторини, у «Блудного Сына» сейчас нет командиров, а что может случиться, если он возомнит, что его командир в опасности!..
Поэтому Саймон оставил пока Санторини в покое. Все прекрасно понимали, что произойдет, если он решится прибегнуть к помощи линкора…
VI
Я стою в залитом лунным светом каньоне почти в полном одиночестве.
Остановивший меня ребенок спит под одной из моих гусениц. Скоро рассвет. Я всю ночь пытался разобраться с проблемой, поразившей мои логические процессоры, но так ничего и не добился. Витторио Санторини и Сар Гремиан почти каждый час пытаются выйти со мною на связь. Я ничего не отвечаю, потому что ничем не могу им сейчас помочь. Гражданская война, которую я должен был окончить в Каламетском каньоне, вспыхнула с невиданной силой в Мэдисоне, который сдался повстанцам без боя. Для этого им было достаточно разбомбить президентский дворец и семнадцать отделений ПГБ.
Если мне удастся привести в порядок мои логические процессоры, я, может, и смогу уничтожить коммодора Ортона и его артиллерию, но что мне прикажете делать с Городским освободительным движением?! Коммодор Ортон им не командует, а каламетские фермеры в нем не участвуют! Одна половина депутатов джефферсонского парламента уже переметнулась на сторону городского сопротивления, а вторая — попыталась бежать с Джефферсона, не проявив ни малейшего желания сохранить власть у себя в руках. Они давно бы уже улетели на «Зиву-2», не предупреди бойцы городского сопротивления пилотов челноков, что собьют любой космический аппарат, взлетающий из Космопорта имени Лендана. Пилоты, естественно, никуда не полетели, и теперь космопорт битком набит паникующими беглецами, среди которых полно членов правительства, которым внезапно расхотелось править Джефферсоном.
Такая ситуация ставит меня в очень щекотливое положение. В чем заключается мой долг по отношению к правительству, бросающему свою планету на произвол судьбы? В чем мои обязанности по отношению к нему, если такие высокие должностные лица, как спикер Законодательной палаты и председатель Сената, открыто отреклись от президента, а им вторил хор депутатов, формально еще удерживающих в своих руках бразды правления государством? Пытаясь найти ответ, я вновь изучаю статьи договора между Джефферсоном и Конкордатом, но в договоре говорится лишь о том, что я должен подчиняться законно избранному президенту Джефферсона.
Пока Витторио Санторини жив, не ушел в отставку и не объявлен недееспособным, он имеет право отдавать мне приказы, а я обязан им следовать. Его приказы не обязательно должны мне нравиться. Я просто должен их выполнять. Тем не менее я считаю своевременным определить, кому я буду подчиняться, если президент Джефферсона сложит с себя свои полномочия. Самым влиятельным человеком этой планеты после Витторио Санторини, безусловно, является Сар Гремиан. Последние двадцать лет именно он командовал мною от лица Жофра Зелока, недолго занимавшей президентское кресло Эвелины Ляру и самого Витторио Санторини. Однако Сар Гремиан не имеет никакого юридического права на пост главы государства.