В соответствии со статьей 29714 Закона о защите счастливого детства во время пребывания Елены Хрустиновой в яслях у вас на дому будут проводиться регулярные проверки сотрудниками Инспекции по защите счастливого детства. Они будут определять, обеспечивают ли родители ребенка у себя дома удовлетворение его материальных и эмоциональных потребностей.
Всего самого хорошего.
Мы будем рады взять на себя заботу о вашем ребенке!»
Саймон поднял голову от бумаги и взглянул в глаза Кафари. Несколько мгновений он хранил гробовое молчание.
— Они не шутят.
— Да.
— Выходит, у нас три дня, — процедил Саймон сквозь сжатые зубы.
— На что? Чтобы попросить Конкордат перевести тебя на Вишну? Или на Мали? Или еще куда-нибудь?!. У меня такое чувство, словно мы попали в ловушку!
— Это я… — начал было Саймон.
" — Нет, мы! Что это будет за жизнь, если мы с Еленой куда-нибудь улетим, бросив тебя здесь?! — сказала Кафари, проглотив подступивший к горлу комок. — Кроме того, все мои родные на Джефферсоне. Мы пролили столько крови, защищая наш мир, чтобы вот так просто отдать его в руки этим… — Она с брезгливым лицом показала на скомканное письмо в руке у Саймона. — Прошу тебя, не требуй сейчас этого от меня. Суды на Джефферсоне переполнены делами родителей, протестующих против принятых ДЖАБ’ой идиотских законов. Слава богу, еще не все судьи продались джабовцам. Мы сражаемся не на жизнь, а на смерть за родную планету и будем биться до тех пор, пока остальные не очнутся, не увидят, куда мы катимся, и не положат этому конец!.. Ничего страшного! В конце концов, это просто ясли, — с трудом проговорила Кафари.
Саймон хотел было вспылить, но захлопнул рот.
Через несколько мгновений он пришел в себя и заговорил спокойно:
— Ты сама прекрасно знаешь, что это не «просто ясли»,.. Конечно, я не могу заставить тебя сесть на первый космический корабль и улететь отсюда… Да и, видит бог, я не хочу с вами расставаться!
От нахлынувших чувств Саймон говорил дрожащим, прерывистым голосом. Кафари не знала, чем его утешить. Она и сама боялась за свою дочь. Если суд не положит конец безумным планам джабовцев по перестройке общества…
— Ты жена офицера Кибернетической бригады, — пробормотал Саймон. — Думаю, это учтут.
— Нормальное правительство, возможно, и приняло бы это во внимание, но ДЖАБ’а… Ведь теперь в президентах у нас Жофр Зелок, а все джефферсонские законы переписываются под диктовку Ханны Урсулы Ренке. В министрах просвещения — «прогрессивная социалистка» Карен Эвелин, а слабоумная ханжа Силли Броскова вычеркивает из школьных и университетских программ все, что не устраивает политическую партию, которая ей платит… Люди, подписавшие этот документ, — добавила Кафари, кивнув на комок бумаги в кулаке у Саймона, — победили на выборах в результате такого хитроумного обмана, что никому не удалось вывести их на чистую воду. Они ненавидят честных людей вроде тебя и не оставят тебя в покое. Если ты не отдашь нашу дочь в их ясли, ее у нас отнимут.
Саймон совсем сник. Затем он так исступленно сжал . — дочку в объятиях, что та даже захныкала. Но тут ему явно что-то пришло в голову, и он воспрял.
— Эта чушь касается семей, в которых работают оба родителя, а если кто-нибудь из нас бросит работу…
Кафари сразу догадалась, к чему клонит муж, и у нее похолодело внутри. Саймон «работает» на Джефферсоне согласно положениям договора с Конкордатом, хотя теперь он лишь один или два раза в день совещается с «Блудным Сыном», а в остальное время возится с Еленой. Выходит, чтобы не выполнять содержащиеся в письме требования, Кафари придется бросить работу в космопорте. Но ведь она нужна Джефферсону! На ее родной планете инженеры-психотронщики на вес золота. И не только в космопорте! Этих специалистов не хватало на Джефферсоне и до явакского нападения. Сейчас их недостаток ощущается особенно остро, а нововведения в программе высших учебных заведений лишат их возможности готовить, в обозримом будущем вообще каких-нибудь инженеров!
Придя к власти, ДЖАБ’а немедленно взяла курс на радикальные перемены во всех областях общественной жизни. Закон о защите счастливого детства был лишь видимой верхушкой огромного айсберга. Законы, касающиеся охраны природы, уже нанесли сокрушительный удар по джефферсонской промышленности. Они устанавливали такие жесткие пределы выбросов загрязняющих веществ в атмосферу и воды, что тяжелая промышленность, химические заводы, производящие удобрения, необходимые для роста земных сельскохозяйственных культур в условиях Джефферсона, и целлюлозно-бумажные комбинаты оказались на грани закрытия.
Штрафы за несоблюдение законов были драконовскими и разоряли целые промышленные предприятия. Их владельцы энергично протестовали против этого безумия в суде, но Сенат и Законодательная палата, подбодряемые воплями армии безработных, получавших теперь пособие, превышающее заработную плату неквалифицированных рабочих, один за другим принимали экономические, социальные и экологические законы, угодные ДЖАБ’е.
Пожирая глазами плод очередной инициативы по перестройке общества, скомканный в кулаке Саймона, Кафари с ужасом поняла, что это сражение они уже проиграли. Все желающие протестовать могли распрощаться со своими детьми. Оказавшихся же в джабовских яслях и детских садах малышей ожидала тотальная промывка мозгов. Сколько еще несчастных родителей получило такие же письма?! Миллионы, не меньше! Экономический кризис и грабительские налоги заставили замужних женщин в джефферсонских семьях со средним достатком пойти на работу. Они шли работать даже посудомойками и официантками, лишь бы приносить в семью хоть какие-то деньги. Эти женщины ни за что не бросят с трудом найденную работу и их детишки отправятся в ясли!
Витторио и Насония Санторини шантажировали родителей по всему Джефферсону. Кафари подумала, что должна была это предвидеть. Ведь запретила же ДЖАБ’а учебу на дому, отправив всех детей школьного возраста в свои школы, где на первом месте среди учебных предметов стояла джабовская пропаганда. Теперь джабовцы протянули свои лапы к дошкольникам, стараясь в самом нежном и восприимчивом возрасте привить им убеждения, от которых им будет не так-то просто избавиться, когда они вырастут.
Кафари мрачно размышляла о том, сколько джефферсонцев, обвиненных в нарушении Закона о защите счастливого детства и якобы «не удовлетворяющих эмоциональные потребности» своих детей, обратится сейчас в суды. Она замотала головой, стараясь избавиться от зловещей картины будущего Джефферсона, всплывшей у нее перед глазами. Отчаяние постепенно охватывало молодую женщину.
— Кафари?
Она взглянула в испуганные глаза Саймона и заметила, как беспомощно расширились его зрачки.
— Я не знаю, что делать, — пробормотала она, обхватив плечи руками. — Джефферсону очень нужны инженеры-психотронщики…
— А Елене нужна мать.
— Я и сама понимаю! — воскликнула Кафари, которой хотелось в бешенстве рвать на себе волосы. — Но даже если я уйду с работы, у нас будет только два года! Когда Елене исполнится четыре, все равно придется отдать ее в детский сад.