– Всё довольно примитивно, – сказал Золотарёв. – Видишь ли, Алексей, давным-давно, ещё при Горбачёве, было сформировано специальное и очень секретное подразделение – особый батальон. Тогда, в конце восьмидесятых, силовые структуры появлялись, как грибы после дождя, и так же быстро исчезали. Все они имели разное назначение, но только мой батальон создавался для того, чтобы спасти Советский Союз…
– Это как? – было видно, что Стуколин по-настоящему изумлён, он даже придвинулся к столу и смотрел на майора, приоткрыв рот.
– Наш батальон должен был пресекать любые организованные вылазки сепаратистов в национальных республиках и автономиях. О нашем существовании не должны были знать ни в МВД, ни в ФСБ, ни в Министерстве обороны. Подчинялись мы исключительно президенту СССР и начальнику Службы безопасности президента.
Алексей присвистнул и невольно оглянулся на весёлую компанию парашютистов.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– А почему я должен волноваться? – Золотарёв отхлебнул минералки. – Советского Союза нет. Особого батальона больше не существует. Все архивы уничтожены в девяносто четвёртом. Осталось три сотни упрямых мужиков. Но даже если эти три сотни соберутся и начнут давать интервью, им никто не поверит. Подумают, что парни решили подзаработать на модной теме.
– Но если ты всё это мне говоришь…
– Значит, кое-что пошло не так. И оно действительно пошло не так.
– Подожди, – Стуколин похлопал себя по карманам рабочего комбинезона, извлёк пачку дорогих сигарет «Парламент», прикурил и, прищурясь сквозь дым, попросил Золотарёва: – Расскажи о своём батальоне.
– Рассказывать особо нечего. Он существовал четыре года – с восемьдесят девятого по девяносто третий. В состав отбирали только испытанных профи в офицерских званиях. Никаких учеников. Никаких штабных. Обязательным при отборе считалось участие в боевых операциях. Плюс рекомендации. Плюс экзамен.
– Экзамен?
– Угу. Типа проверки на верность. Кандидата «подставляли». Да так, чтобы ему пришлось выбирать, чем пожертвовать: друзьями-сослуживцами или личным благом, карьерой. Нас «выстригали» по образцу «коза ностры» – таков был проект. В итоге, значит, оставались люди, способные воевать за общее дело. За общее благо, а не за меркантильный интерес. Но при том и авантюристы… Короче, хотели «коза ностру» – и получили «коза ностру». Зато и предательств в нашем кругу не было. И любые проблемы мы решали быстро и эффективно…
– Но Советский Союз развалился. Или я что-то пропустил?
– Развалился. Потому что таких батальонов нужно было создать сотню. А лучше – тысячу. Да и руководство наше подкачало. Трудно удержать течь в трюме, если корабль уже затонул… Мы, конечно, попытались: прошлись огнём и мечом по республикам. Не знаю, следил ли ты тогда за хроникой локальных войн. Но если следил, то можешь вспомнить, как обрывалась информация об очередном межнациональном конфликте. Вот, значит, всё идёт к войне и вдруг в регионе снова тишь и благодать, а главные фигуранты куда-то попрятались…
– Что-то такое помню, – признал Стуколин.
– Наша работа. Несколько кризисов удалось подавить в зародыше. И никаких утечек информации. Мы ведь действовали как? Сначала – разведка. Потом – обработка полученной информации. Анализ. Выработка оперативного плана. Программа действий для каждого из участников операции. Только после этого – десант. Серия ударов по ключевым объектам и субъектам. Уход. Информационная «зачистка»…
– Это как? Журналюг, что ли, мочили?
– Хотелось бы, – Золотарёв усмехнулся. – Есть другие способы предотвратить утечки. Я не слишком в этом разбираюсь, но в батальоне были спецы. Умели такую кампанию в прессе и на телевидении замутить, что потом мы и сами сомневались: а было ли? Опять же не надо оставлять следов на месте проведения операции. А если всё же приходится себя проявить, то свести дело к уголовщине. Всегда выгоднее, когда расследование ведёт милиция, а не госбезопасность… И ещё. В документах советских министерств мы не значились. Финансировались через нелегальные каналы. Даже обозначения постоянного не имели. А это самый простой способ всегда оставаться в тени. Сами себя мы называли «батальоном Икс». А Икс – эта переменная, ничего постоянного. И всегда – загадка…
– Понимаю, – Стуколин кивнул. – Но ты-то что в этом «батальоне Икс» делал? Ты же лётчик!
– Да. Я лётчик. И я занимался своим прямым делом – летал, стрелял из пушки, сбрасывал бомбы. Некоторые из операций без поддержки с воздуха реализовать было невозможно… Или, например, туману напустить. Представляешь, если раз в день, ровно в двенадцать, над твоим кишлаком пролетает на бреющем тяжёлый истребитель без опознавательных знаков? День, второй, третий, четвёртый, пятый, одну неделю, вторую, третью – представляешь?
– Ага. Так вот ты где, оказывается, научился американцем прикидываться…
– Хм-м… вообще-то в другом месте, но это неважно. Короче, работы хватало. Наши фантазёры из взвода специальных операций каких только штук не придумывали. А лётчиков в батальоне было всего трое, включая меня.
Стуколин нахмурился:
– А что случилось с теми двумя?
– Ничего страшного, – заверил Золотарёв. – Оба живы и здоровы. Летают по контракту где-то в Африке – то ли в Нигерии, то ли в Либерии. Потому я и пришёл к тебе…
– Подожди, подожди, – снова попросил Стуколин; он уже понял, что ему сейчас скажет старый приятель, но хотел собраться с мыслями перед тем, как ввязаться в новую авантюру. – Из твоих слов следует, что «батальон Икс» до сих пор существует? И участвует в секретных операциях?
– Ты почти угадал, – сказал Золотарёв. – «Батальона Икс», конечно же, нет – как нет больше СССР, – но остались люди… В батальоне имелись настоящие мастодонты. О каждом можно роман написать. Или даже серию романов. По типу того, как Бушков с Филатовым или Веллер с Измайловым пишут. В общем, специалисты такого уровня со сцены не уходят – всегда где-нибудь пристроятся. Кто-то подался в охранные структуры. Кто-то – в добровольцы записался. А кто-то стал наёмником. Но ещё – удалось сохранить ядро батальона. Мы живём вполне обычной жизнью, под теми же «легендами». Используем те же связи, каналы распространения информации и финансирования. Но когда поступает «заказ», мы собираемся вместе и планируем новую операцию…
– «Заказ»? Получается, вы обычные наёмники…
– Почти. Обычные наёмники не думают о последствиях своих действий. Они отправляются туда, где заплатят больше…
– А вы думаете?
– А мы думаем. Потому что мы воевали на таком фронте, где нужно сначала думать, а потом действовать. Теперь над нами вообще нет никаких начальников. Мы вольны выбирать включаться в предлагаемое дело или нет.
– Нет, не понимаю, – признался Стуколин. – А как это можно оценить «последствия»? И какие последствия вы считаете… э-э… допустимыми? А какие не считаете?
– Мы всегда старались поступать так, чтобы поменьше навредить народу. Чтобы, значит, и волки получались сыты, и овцы целы…