После того, как тосты были произнесены, большинство бутылок опорожнено, а шашлык употреблён по назначению, офицеры расселись в круг и пустили по нему гитару. Под перебор струн они пели песни о военной авиации, которые уже стали классическими. Прозвучали «Смерть истребителя» и «Песня о воздушном бое» Владимира Высоцкого, «Чёрный тюльпан» и «Камикадзе» Александра Розенбаума, «Серёга Санин» и «Капитан ВВС Донцов» Юрия Визбора. Потом, следуя заведённой традиции, перешли к песням из списка «народное творчество». У командира авиаполка оказался очень неплохой баритон и он задушевно выводил:
От Курил до Ейска не отыщешь места,
Где бы не летали мы с тобой.
В «Л-двадцать-девятом» и «Л-тридцать-девятом»,
Hа «МиГ-двадцать-один» и «Су-седьмом».
Жизнь летит стрелою, не суля покоя.
Но мы скажем тем, кто не поймёт:
С наше полетайте, с наше постреляйте,
С наше повозите хоть бы год.
Скоро нас заменят бывшие курсанты.
Только будем долго помнить мы
Взлёты и посадки, зоны, перехваты,
Взрывы среди мирной тишины.
Так выпьем за пилотов, выпьем за полёты
И за тех, кто должен улетать.
За бетон, за травку, за мягкую посадку,
За весёлых молодых ребят! [22]
Следующая песня хотя и была посвящена той же теме, но, благодаря задаваемому гитаристом ритму, прозвучала куда оптимистичнее, и те, кто знал её, с воодушевлением подхватили:
Кто просчитает мне мои года?
Да и считать, наверное, не надо.
И я стремлюсь туда, где облака,
А не туда, где – рай безоблачного сада
Я тороплюсь опять понять, кто прав,
Хотя неправым быть кому охота.
Но снова мне себя понять пора,
И я взбираюсь по стремянке самолета.
Ревёт турбина. На приборы беглый взгляд.
Я лётчик-ас, я прирожденный лидер.
Я долечу, я верю в свой талант.
Тот, что внутри и не всегда снаружи виден.
И яростно играют желваки.
Комбинезон мой вымокнет от пота.
От благ земных, веселья и тоски
Меня уносят крылья самолета.
Когда упала стрелка до нуля,
Та стрелка, что зависит от турбины,
Как женщина, затихла вдруг она —
Любимая и сильная машина.
– Освободите быстро полосу.
Освободите, я прошу посадку.
На голове седеющей несу
Мне заданную в воздухе загадку.
Потом придёт заслуженно почёт,
Потом дадут заслуженно награду,
Но лётчик орденам не любит счёт:
Аэродром – не место для парада.
– Освободите быстро полосу.
Освободите, я желаю взлёта.
Меня встречает на стоянке «Су»,
И я взбираюсь по стремянке самолёта.
Когда командир закончил, Стуколин тут же потребовал, чтобы ему тоже аккомпанировали. Зная, какой у друга слух, Громов попытался отговорить Алексея от этой безумной затеи, но тот упёрся рогом. Тогда Константин сам взял гитару в руки, подобрал простенький мотив на два аккорда, а Стуколин с восторженным азартом заорал во всё горло, распугивая местных собак, сбежавшихся на запах шашлыка:
Мчусь поперёк нейтральных вод.
А там авианосец прёт
Из галса в галс, пытаясь этим с толку сбить.
А справа «Ф-15» жмёт, и ниже пара их ползёт.
Как гнусом, небо ими здесь кишит.
Седьмой американский флот
Пространство милями крадёт.
Но я не тот, что много лет тому назад.
Теперь я – с опытом моряк. Мой «Су» – не то, что робкий «Як».
И я могу устроить здесь им маскарад.
Друг друга знаем голоса,
Но заливает пот глаза.
Кто скажет, что тебя сегодня ждёт.
Бескрайний океан – не сон. А вот уж рядом «Орион»
Моторами, как дряхлый дёд, трясёт.
Конечно, это не война. Но чувств такая же волна.
Красавец-крейсер наш заснят в ходу, как пить.
Пиши, доллары – на счетах, и форма будет в орденах.
Работу смогут там такую оценить.
Эх, шваркнул бы я по винтам,
Послав инструкции к чертям.
Улыбки наглые смахнул бы с этих сук.
А то летят, куда хотят, снимают всех и вся подряд.
И часто это сходит с грязных рук.
В прицеле лампа «Пуск» горит
И в сердце боя страсть кипит.
Характер дали б мне славянский проявить…
По горловины я залит и, как струна, форсаж звенит.
Не одного из них сумел бы завалить.
Когда-то снимут все табу.
Напомним всякому врагу,
Что память вражья коротка.
За бой и труд цена одна, одна страда нам всем дана.
В дозоре дальнем Родина близка.
Но время кончилось моё.
Промчалось быстро, как кино.
Я ухожу отсюда в заданный квадрат.
Придёт на смену мне мой друг.
И те, кто вяжут этот спрут,
Всё осторожней из кабин своих глядят…
Подполковник Вересов, поддавшись хмельной ностальгии, выступил поскромнее Стуколина, исполнив медленно и печально песню «Застывший МиГ»:
В далёкой дали заграничной
У лёгких трубчатых ворот
На постаменте необычном
Застыл красавец-самолёт.
Давно в турбине стихли громы,
Компрессор песню не поёт,
А он как прежде, невесомый,
Всё устремляется в полёт,
И как подраненная птица,
Взметнувшись скошенным крылом,
Он много лет уже стремится
Дорогой на аэродром,
И словно просит, чтобы дали
Ещё хоть раз ему взлететь,
Уйти в заоблачные дали,
Покинуть враз земную твердь…
А мимо чудо-самолёта,
Стрелой пронзившего года,
Спешат пилоты на полёты,
Не замечая иногда,
Как он стремится с постамента,
Как с ними просится в полёт!..
И громыхая инструментом
Заправщик мимо проползёт…
Но каждый раз, когда устанет
От шумных буден и забот,
К нему придёт, надолго станет
В ночной тиши седой пилот.
И как с живым, как с давним другом
О чём-то будет он молчать…