– Ничего об этом не слышал. Наоборот, Фокин заверял, что наша задача защитить Мадлен Олбрайт.
– Фокин? При чём тут Фокин? Операцию планировал Зартайский.
Офицеры уставились друг на друга.
– Да-а-а, – протянул Громов. – Паны дерутся – у холопов чубы трясутся. Вынужден с тобой согласиться, Сергей. Тема требует разъяснений.
– Вы трое – идьёт, – заявила Мадлен Олбрайт из своего кресла. – Вы даже не подумать, а уже стрелять.
Золотарёв и бровью не повёл, а Громов выглянул в проём выходного люка.
– Кстати, о стрельбе, – сказал он. – Если нашему другу во фраке не оказать первую помощь, он и помереть может.
– Небось, не помрёт, – отозвался Сергей. – Сам виноват. Я ему как человеку сказал, чтобы он свою пушку выбросил и лёг на землю, а он, значит, ковбоя решил изображать. А со мной такие шутки не проходят.
– Давайте я его перевяжу, – предложил Лукашевич. – Здесь и аптечка есть.
Он уже вполне освоился в салоне. И к своему удивлению обнаружил, что Госсекретарь США путешествовала из Варшавы в Таллинн практически в гордом одиночестве (один телохранитель и один пилот – не в счёт). Видимо, миссия была настолько секретной, что госпожа Олбрайт не могла взять с собой весь штат персонала, обслуживающего высокопоставленных лиц. Как развивались бы события, столкнись бесстрашный Серёга Золотарёв с целой толпой секретарш, стюардесс и секьюрити, Лукашевич боялся даже представить.
– Давай, – согласился Громов, явно обеспокоенный судьбой несчастного американца с простреленными ногами.
Лукашевич подхватил сумку с красным крестом и полез по трапу вниз.
– Фигнёй занимаетесь, – не оценил Золотарёв жеста доброй воли, проявленной коллегами; он похлопал себя по карманам комбинезона и вытащил пачку «Мальборо», присел на кресло у люка, закурил. – А надо когти рвать. Рвать надо когти.
– Другого варианта не вижу, – согласился Громов. – Зартайский против Фокина – это для меня слишком. Я всегда считал, что они в одной команде, а теперь… – Константин махнул рукой. – Если нас водят за нос, обращаться к Фокину или к Зартайскому за помощью просто опасно.
– Тем более, что наш друг генерал-майор не отвечает на телефонные звонки.
– Ты ему звонил?
– А как же!
Золотарёв покопался в другом кармане и извлёк миниатюрный «мобильник» в защитном футляре. Открыл его и ткнул клавишу.
– Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – радостно сообщила «трубка».
– Видишь? – спросил Сергей. – И так целый день. Похоже, про меня забыли.
Он бросил «мобильник» на кресло, и это его спасло.
В ту же секунду мобильный телефонный аппарат фирмы «Siemens» взорвался, разметав по салону кусочки пластика. Один из таких кусочков впился Громову в скулу, и тот с проклятиями упал на пол, решив, что ранен.
Через минуту, чихая и кашляя от зловонного дыма, двое пилотов поднялись на ноги.
– Идьёт! – кричала со своего места Олбрайт. – Полный и совершенный идьёт!
В проём люка просунулся Лукашевич:
– Мужики, вы живы?
Слегка оглушённый взрывом Золотарёв очумело поглядел на него, потом спросил:
– А что это было?
В отличие от него Громов уже всё понял и даже нашёл объяснение:
– Пластид в трубке. Граммов пять. Кто-то хочет твоей смерти, Сергей. Генерал-майор Зартайский?
– Эта сука, блядь мне трубу собственноручно вручала, – признал Золотарёв; вид он имел слегка подкопчённый. – Для связи, типа! Значит, он моей смерти и хочет… Сколько сейчас времени?
Громов посмотрел на часы:
– Половина одиннадцатого.
– Ага, – Золотарёв наморщил лоб. – По плану я как раз должен был на посадку заходить. На авиабазе Балтийского флота. Вот блин горелый! От меня бы костей не собрали.
– Это тебя Бог бережёт, – очень серьёзно сказал Лукашевич.
– Доберусь до Зартайского – яйца уроду оторву и в задницу засуну! – страстно пообещал Золотарёв. – Но какова ско-отина!
– Посмотри лучше, что там у меня такое, – попросил Громов, он прикрыл ладонью скулу, а сквозь пальцы струилась кровь.
Золотарёв, всё ещё бледный после пережитого потрясения, подошёл к Константину, осмотрел рану и важно сообщил:
– Царапина. Заживёт.
– Идьёт! – продолжала ругаться Олбрайт. – Вы все – идьёт. Нас всех убивать из-за вас.
– Не злите меня, леди, – перебил её Золотарёв. – Вас пока убивать никто не собирается. Цените момент.
Лукашевич забрался наконец в салон и, с опаской обойдя дымящееся после взрыва кресло, подступил к Громову со своим медицинским пакетом:
– Сейчас обработаем ранку, наложим повязочку.
– Извини, не до этого! – отмахнулся подполковник, стряхивая с пальцев кровь. – Оставаться здесь больше нельзя. Ты прав, Сергей, нужно уходить. Иначе будет ещё какой-нибудь сюрприз, вроде твоего телефона.
– Олбрайт берём с собой? – деловито осведомился Лукашевич.
– Угу, – подтвердил Золотарёв. – Она – наш козырь.
Широко шагая, он подошёл к Госсекретарю США и приказал:
– Вставайте, мадам! Мы уходим.
– Вы уходить, куда хотеть, – отозвалась Олбрайт без малейших признаков страха на лице и в голосе. – Я оставляюсь здесь.
– Никто здесь не оставляется, – сообщил ей Золотарёв.
Вдруг в его руке появился огромный никелированный револьвер. Где он прятал это внушительное и в наших палестинах довольно экзотическое оружие, осталось загадкой. Однако пользоваться им Золотарёв, очевидно, умел, потому как взвёл курок и приставил револьвер ко лбу Олбрайт. Изменился ли при этом взгляд госпожи Госсекретаря США, из-за «зеркалок» солнцезащитных очков видно не было. Однако определённое смятение выдали складки, вдруг появившиеся в уголках её губ. По всей видимости, ещё никто в жизни Олбрайт не приставлял огнестрельное оружие к её лбу. Она оценила угрозу, но пока не сдалась.
– Вы даже не знать, куда ехать, – сообщила она офицерам. – Вы делаваете глупость.
– Не учите меня жить, – посоветовал ей Золотарёв проникновенно. – Я, может, и не самый меткий стрелок к западу от Миссисипи, но с такого расстояния не промахнусь. Вы учтите, мадам, мне вас убить приказали, а не беседовать.
В молчании оттикало полминуты. Громов уж было забеспокоился, что Мадлен Олбрайт упрётся и выкинет фортель, а тогда не миновать беды. Как поведёт себя друг Сергей, подполковник предсказать не мог. Но этих тридцати секунд госпоже Олбрайт вполне хватило, чтобы взвесить все за и против, и придти к выводу, что не стоит обострять и без того чрезвычайную ситуацию.
– Уберите, – потребовала она, поднимая пухлую руку с одним единственным перстнем на среднем пальце и отводя дуло револьвера в сторону. – Я пошли куда вы.