– Прекрати, Алексей, – попытался Громов одёрнуть друга.
– Нет уж! – не послушался Стуколин. – Такой возможности у меня, может, и не представится больше. В Белый дом или на сессию ООН нас с тобой не пригласят.
– Вы можете приходить в Белый дом, – сказала Олбрайт. – Там устраивают экскурсии.
– Показуха дешёвая! – дал свою оценку Стуколин. – Никто мне на вашей экскурсии не скажет, зачем Америке покорять весь мир и устанавливать везде свои порядки…
– Но ведь этот порядок самый правильный, – возразила Олбрайт.
– Откуда вы знаете? Советский Союз все ругают, а он, между прочим, давал всеобщее бесплатное образование и медицину. И эпидемии везде победили. И в малоразвитых государствах электростанций строили забесплатно. И щедро делились своим богатством. А ваша Америка разве может этим похвастаться? Возьмём ту же Югославию. Когда там советская власть была, разве резали друг друга сербы с хорватами? А стоило советской власти кончиться, так сразу и началось. А потом ещё и ваши ястребы прилетели на своих «Фантомах». «Вбомбить в каменный век!» Это что, наш Брежнев сказал? Или я? Вы это сказали, госпожа Олбрайт! [53]
– Война в Югославии была итогом многолетнего подавления гражданских свобод, – отчеканила Олбрайт, словно по учебнику.
– По-вашему, гражданская свобода – это свобода пустить кровь соседу?
– Нет, никогда. Однако именно наше невмешательство, вера в Европу, которая должна была помочь странам Югославии преодолевать национальные кризисы, привели к той войне. Мы вмешались, но когда стали понимать, что война может привести к взрыву во всей Европе. А стабильность Европы – залог стабильности Америки. Это основа нашей геополитики.
– Знаем мы вашу геополитику! – Стуколин злился всё больше и больше. – Тоже не пальцем деланы! Разделяй и властвуй, так ведь? Кнут и пряник, да? Войн не будет – будут миротворческие акции. Раз война не объявлена, значит, законы военного времени можно не соблюдать. Кто не спрятался – мы не виноваты. Отказался от «бескорыстной» помощи – получи санкции. Этот диктатор – сукин сын, но он наш сукин сын. Вы мне скажите, почему вы всенародно избранного Милошевича уродом считаете, а всяких албанских самозванцев – законным правительством?
– Милошевич показать себя диктатор, – отрезала Олбрайт и снова поджала губы, демонстрируя, что дальнейший спор бесперспективен.
– А сербы вашу семью когда-то от смерти спасли, – укорил её Стуколин. – Я в газетах читал.
По лицу Олбрайт скользнула тень.
– А вы уничтожить мою родину – Чехию!
– Это когда же мы её уничтожили? Мы её, наоборот, от гитлеровцев освободили.
– Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год.
– А, это… – Стуколин запнулся, но от своей позиции не отошёл. – Если так вспоминать, мы далеко уедем. Я вашей Америке могу и Кубу припомнить, и Гренаду… А теперь вы вообще распоясаетесь. Кто после Югославии у вас на очереди? Ирак? Иран? Северная Корея? А потом Россия, да? И нас тоже вбомбите в каменный век? Что вы там говорили о плане «Форс-мажор»?
– Мы с глубоким уважением относимся к России, – сказала на это Олбрайт. – Но курс России до сих пор не определен. Будущее покажет, каким он будет. И если он нас устраивает, мы будем дружить с Россией.
– А если не устроит? Объявите нашего президента диктатором и давай валить «томагавки»?
– Это крайняя невозможная мера. Но наша армия существует для действия. И если понадобится, мы применяем армию. Тоже.
– Вот теперь мне всё ясно. Теперь вы проговорились. Да Америка просто ненавидит всех, кто живёт по другим законам. А потому пока вы последний клочок земли не завоюете и солдата там своего не посадите, вы не остановитесь. Разве не так? А может нам, русским, нравятся диктаторы? Может, только и мечтаем о диктаторе? Может, мы без него болеем и страдаем? Может, мы так устроены? Так что же, нас за это убить надо? И детей наших убить?
– Ты говори да не заговаривайся, Алексей, – сказал Громов, внимательно слушавший беседу. – Далеко не все русские мечтают о диктаторе. Да и не только русские живут в России.
– Знаю. Но сути это не меняет. Я как бы упрощённый пример привожу.
– Так тебе и будет упрощённый ответ. А в этих делах упрощать нельзя. Упрощения – прямой путь к войне.
– Спасибо, – поблагодарила Олбрайт за неожиданную поддержку и продолжила свою речь: – Мы считаем, что демократия – это важнейшая ценность. Но не только демократия. Ещё свобода. Наш опыт показывает, свободу нужно защищать, иначе вернётся рабство. Вот вы жили в стране, где вожди не давали народу езжать за «железный занавес». А это значит, они подавляли свободу. Теперь вы можете ездить, куда хотите, и тогда вы тоже свободны.
– Зачем мне свобода ездить куда захочу, если я везде одни ваши «Макдональдсы» увижу и «Кока-колу»? – возразил Стуколин. – Ваша свобода на подавлении чужого строится. Вы говорите, у России курс не определён? Хорошо, зафиксировали. А какой курс России вас устроил бы? Чтобы демократия и свобода, да? Так у нас уже есть и демократия, и свобода. Демократия политиканов и свобода воров! Вы же её и породили. А теперь морду корчите. И ничего удивительного в том, что так получилось, нет. Потому что демократия и свобода – это слова, а люди живут и жить хотят нормально без всяких слов. На кой мне свобода, если даже на ваш гамбургер с чизбургером денег нет?
– Это психология раба, – нравоучительно сказала Олбрайт. – Вас так учат, чтобы вы диктатора хотели.
– Психология раба? – возмутился Стуколин. – Тоже слова! У нас в СССР была и демократия, и свобода. Я как раз куда хотел, туда и ездил. В Прибалтику? Пожалуйста. В Казахстан? Пожалуйста. В Среднюю Азию? Пожалуйста. Но и умереть с голоду не давали. Всегда и подлечили бы, и накормили, и работой обеспечили. А при вашей американской свободе? Будешь подыхать на улице – никто не подойдёт. Нет денег, не способен заработать? Значит, умри, исчезни! А границ-то провели. Куда не сунься – таможенник на таможеннике. Визы, загранпаспорта. Такова ваша свобода?
– Ты перегибаешь палку, Алексей, – урезонил Громов Стуколина мягким голосом. – Проблема совсем не там, где ты её ищешь.
– А где? Что, я не прав?
– Не прав. Такую свободу и демократию мы сами себе построили, а потому к американской она имеет весьма отдалённое отношение. Жаль, у тебя возможности по Европе поездить совсем не было – увидел бы, как нормальные люди живут, и на многие свои вопросы получил бы ответ. Там есть свобода и уважение. А у нас свободу ввели, а про уважение как-то забыли. Да и нельзя, наверное, ввести уважение. Оно само появляется, если люди хотят, чтобы их уважали, а не бросали подачки с барского стола. Но речь сейчас не об этом…