— Только лишь в знак благодарности? — тихо переспросила она, поглаживая Рутгера по волосам.
— Не только… Но также и в знак… в знак… чего-то такого, чему я не могу подобрать название! — честно признался Рутгер.
Анабелла улыбнулась — загадочно и одновременно с этим соблазнительно.
— Рут… Ну что же ты стоишь на коленях?! Ведь пол… его мыли вчера утром Вставай, пожалуйста, вставай!
Анабелла жестом побудила Рутгера подняться.
А когда тот поднялся, она… приникла к его животу своим животом и впилась в его губы своими влажными, пахнущими вишней губами!
“Вот это да…” — только и успел подумать Рутгер. “Похоже, ее тоже приворожили!”
Поцелуй Рутгера и Анабеллы, хотя и был импровизированным, вышел долгим и вдумчивым. Как будто они стремились наверстать все те неслучившиеся поцелуи, которые могли бы быть, если бы они не разлучились, за эти долгие месяцы порознь…
Ни Рутгер, ни Анабелла не спешили закончить этот бесконечный поцелуй. И хотя это был всего лишь невинный контакт истосковавшихся по близости губ, и у лорда Данзаса, и у дочери лорда Сентора, возникло ощущение, что этот поцелуй является прологом к чему-то значительно более важному и нежному. К чему-то, что, возможно, будет длиться всю их жизнь…
Наконец, тяжело дыша, они раскрыли объятья, глядя друг на друга с вожделением и радостью.
Рутгер заговорил первым.
— Анабелла, милая, только не говори мне, будто только что ты поцеловала меня как… как сестра! И что этот поцелуй был… ошибкой, — прошептал Рутгер.
— Ты же знаешь, Рут… Я не люблю врать… Поэтому говорить тебе такое я… никогда не стану! — смущенно промолвила Анабелла и опустила глаза. — Я признаю только, что целовала тебя так, как целовала когда-то… Когда мы были близки… Но тогда и ты признай, что ты пришел ко мне не только как к подруге мятежной юности. А и как… к красивой и желанной девушке! И что в глубине души ты… И что ты, хотя и не осознавал этого…
— Да… в глубине души я всегда… тебя любил. Даже когда мне казалось, что не любил… И я всегда жалел о том, что мы расстались… После тебя у меня не было никого, с кем меня связывало бы что-то, кроме… постели…
Анабелла долго не отвечала. Было видно, что внезапные перемены и радостны для нее, и одновременно ее тревожат.
— Рут… Ты говоришь такие странные вещи… Но я почему-то… верю тебе! — воскликнула Анабелла.
— И правильно веришь… Это здорово, что ты мне веришь, моя славная, моя фигуристая аристократочка! Ты знаешь, — вдруг Рутгер почувствовал, что его больше не гложут чувство жалости к себе, неуверенность в завтрашнем дне и стыд за содеянное. — Впервые за все это время я понял, зачем… зачем мне жить дальше!
— И зачем же?
— Анабелла! Теперь, после этого поцелуя, у меня появилась цель!
— И что это за цель? — Анабелла посмотрела Рутгеру прямо в глаза.
— Анабелла, я хочу, чтобы ты вновь полюбила меня… Но не так, как любят неудачников. Не свысока… Не по-матерински… А так, как любят победителей…
Анабелла внимательно выслушала Рутгера, но торопиться с ответом не стала, словно бы решая, не шутит ли ее старый-новый возлюбленный.
Тем временем Рутгер продолжил:
— Я хочу вновь стать победителем, Анабелла… Я не хочу больше играть… Не хочу пьянствовать… Мне противно быть должником… Я хочу, чтобы ты вновь поверила в меня. И в нас…
— Рут… Я…
Анабелла хотела сказать еще что-то одобрительное, что-то красивое и правильное, но Рутгер не предоставил ей такой возможности. Он вновь обвил тонкую талию девушки своими жадными руками и привлек ее к себе.
…Рутгер и Анабелла целовались еще долго. И целовались бы они еще сутки, если бы в дверь библиотеки не постучала условленным стуком доверенная служанка.
— Госпожа! Госпожа! — голос служанки беспокойно дрожал. — Ваш батюшка прислал гонцов. Велел передать, что возвернется в течение часа! Велел греть воду для омовения и жарить поросенка в винном соусе!
Анабелла бросила на Рутгера извиняющийся взгляд, полный немой муки. Мол, ну что тут сделаешь? “Поросенка в винном соусе”! Ни дня не дают пожить в свое удовольствие!
Но Рутгер и безо всяких намеков со стороны Анабеллы понял: ему и его героям пора в дорогу.
Отступая к хорошо знакомому потаенному выходу, что вел из библиотеки в сад (сколько раз Рутгер пользовался им во время их минувшего романа!) лорд Данзас думал о том, что еще долго, возможно несколько дней, его пальцы и платье будут отдавать мускусом и розой, корицей и пихтой — драгоценными духами прекрасной золотоволосой Анабеллы…
“Ой как на озере, да на широкой воде…
Плывут добры молодцы, да на встречу судьбе…”
Песня доктских рыбаков
Твельское озеро по праву считалось одним из живописнейших в Империи.
Оно располагалось в долине между высокими горами и единственная дорога, которая вела к нему, петляла через густой еловый лес.
Дорога местами так круто забирала вверх, что даже выносливый егерь Людвиг и его волк Зубан — и те чувствовали себя вымотавшимися.
Ну а Рутгер — тот едва переставлял ноги от усталости.
Однако, несмотря на это, он раз за разом отвергал приглашение Людвига проехаться на Зубане. Лорд Данзас понимал: случись нападение чуди — и тогда вконец измотанный ролью ездовой коняги Зубан ничем не сможет им помочь!
К самому озеру они вышли не к полудню, как собирались, но лишь к обеду.
Рутгер приблизился к самой кромке воды и окинул длинным взглядом озерные берега.
Солнца не было. Серое небо висело совсем низко — кажется, рукой достать можно.
Бледным, выцветшим казался и нескончаемый лес.
Стальными, угрюмыми великанами, закутанными в мокрые плащи, выглядели огромные скалы, которые то здесь, то там возвышались над водой на десятки метров…
“Ну и как я буду искать здесь этого загадочного Грегориуса? — с тоской подумал Рутгер. — Озеро — бескрайнее… Долина вокруг него еще больше… Буреломы, водопады… Разве что Буджума пошлю — пусть полетает, поглядит, авось что заметит?”
Однако в тот день судьба была благосклонна к Рутгеру.
Не успел он переброситься и парой слов с Буджумом, как из-за ближайшей скалы, похожей на сгорбленного отшельника, бесшумно выполз внушительный плот из свежесрубленных бревен.
На плоту имелась просторная двухэтажная постройка, формой напоминающая иные замки небогатых северных лордов.
Однако выполнен этот флигелек был вовсе не из кирпича. И даже не из дерева. А из… какого-то блестящего металла!
Ну и ну! И как все это не тонет?