«Малость отступив для вида,
Пончо я с руки сронил;
Только на него ступил
Новичок в задоре пылком,
Дёрнул я что было сил,
Он и грянулся затылком». [38]
Грянулся затылком… Грянулся затылком… А ведь это, пожалуй, идея!
Рашидов сделал ещё один выпад и снова порезал куртку. Казалось, он забавляется с Громовым, как кошка с мышкой.
– Давай же, майор! Покажи, на что ты способен ради веры!
Громов поднял левую, свободную от ножа, руку и начал расстёгивать куртку…
(Авиаполк «Заполярье», Оленегорск, декабрь 1998 года)
Как оказалось, стрелял Вадим. Он стоял, широко расставив ноги, и поливал из «Бизона» быстро приближающихся солдат.
– Идиот! – крикнул Роман, прыгая на своего «ветерана» и толкая его в снег.
К счастью, Вадим ни в кого не попал: бойцы залегли, удобно расположившись между сугробами, и открыли ответную стрельбу из автоматов. Пришлось залечь и команде Романа. Лукашевич сразу пополз к Зое с явным намерением прикрыть её своим телом.
– Позаботьтесь лучше о себе, – посоветовала Зоя, угадав его настрой.
Она вытащила из-за пазухи свой «Клин» и сняла пистолет-пулемёт с предохранителя.
На несколько секунд пальба утихла.
– Братцы! – воззвал Роман в пространство, адресуя свои слова к залёгшим в двух десятках метров солдатам. – Не стреляйте в нас! Мы свои! Я – майор Прохоров. Меня тут каждая собака знает. А со мной два ветерана и старший лейтенант Лукашевич с базы на Рыбачьем! Мы к начштаба по делу пришли, а нас не пускают! Теперь вот и вы стрелять начали. Да разве ж так можно, братцы?..
За сугробами недолго посовещались, прозвучала отчётливо команда «Огонь!», и новые пули засвистели над головами уткнувшейся носом в снег команды Романа.
Лукашевич оставил Зою, которая действительно могла постоять за себя, не прибегая к помощи мужской части населения, и подполз к Роману.
– Какие будут предложения? Ни на КП, ни в штаб нам не прорваться.
– Сам знаю, – огрызнулся бородач. – Что это? – внезапно вскинулся он.
Оба услышали равномерный нарастающий гул.
– Транспорт на посадку заходит, – довольно быстро определил Лукашевич.
Услышали гул и солдаты авиаполка. Они прекратили стрелять и тоже задрали головы вверх. Шум двигателей усиливался, и тут низко нависшие облака продавила тяжёлая туша военно-транспортного самолёта. Его экипаж явно намеревался совершить посадку, но в последний момент почему-то отказался от этой затеи и снова набрав высоту, уходя в разворот.
Рискуя получить пулю в лоб, Лукашевич встал во весь свой рост, силясь разглядеть, что происходит на ВПП. И он увидел. На полосу, мешая посадке, выползали одна за другой снегоуборочные машины.
– Они не дают ему сесть, – проинформировал Романа Лукашевич, плюхаясь на живот. – Почему-то они не дают ему сесть…
(Оленегорск, декабрь 1998 года)
– На полосе машины! – нервно сообщил командир экипажа военно-транспортного самолёта «Ан-12». – Прекращаю заход на посадку.
Самолёт резко задрал нос.
– Ну, суки! – изумился авиационный полковник. – Это уже ни в какие ворота не лезет!
Он обернулся к противовоздушному полковнику за советом. Тот сложил ладони вместе, а потом раскрыл их – более чем красноречивый жест.
– Десантируемся! – распорядился авиационный полковник. – Открывайте люк, ребята!
(Авиаполк «Заполярье», Оленегорск, декабрь 1998 года)
– Наши! – крикнул Роман, и в голосе его звучал истинный восторг. – Наши парашютируются! Молодец Зартайский! Успел!..
В небе над аэродромом авиаполка «Заполярье» разворачивались белые купола десятков парашютов.
(Метеостанция «Молодёжная», Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
– Очень интересно, – сказал Рашидов. – Ты что-то затеял, майор?
Громов закончил расстёгивать куртку. Оставалось самое сложное – снять её так, чтобы Руслан не сумел воспользоваться его временной беспомощностью. Константин не придумал ничего лучше, как начать пятиться. При этом он свёл руки перед собой и дёрнул себя за рукав, вытаскивая левую свободную руку.
Кажется, опытный в этих делах Рашидов понял, что собирается сделать Константин. Он молча, без подначек и оскорблений, ринулся вперёд, и тогда Громов, который явно не успевал выбраться из куртки, отбросил нож и перекинул подол куртки над головой, накрывая и себя, и Руслана. Проткнув кожу, нож Рашидова увяз в подкладке. И Константин, и Рустам повалились на снег.
Будущий синоптик Гена Зайцев не выдержал и, бросив Ларису, подбежал к дерущимся.
– Вам помочь, Константин Кириллович? – спрашивал он, приплясывая вокруг. – Вам помочь?
– Уйди! – прошипел Громов.
Двое сплелись на снегу, тяжело дыша друг другу в лицо и напрягая все силы. От нечеловеческого напряжения у Громова потемнело в глазах, но он продолжал бороться, стараясь положить Руслана на лопатки и завладеть застрявшим в куртке ножом. В эти секунды он вспоминал друга Лукашевича и друга Стуколина (возможно, уже погибших), сверхсрочника Женю Яровенко, и лейтенанта Сергея Беленкова (погибших наверняка) – ярость захлестнула Константина. И тело противника под его руками с какого-то момента стало поддаваться, а потом и вовсе обмякло.
Громов наконец завладел ножом и сел.
– Твоя взяла, – выдохнул хрипло Руслан, глядя на него со смесью отчаяния и ненависти. – Что ж ты тянешь, гяур? Добивай.
Громов очень медленно встал на ноги. Болезненно прострелило в пояснице.
– Моя вера, – сказал он, – дозволяет мне убивать только в случае крайней необходимости. Сейчас я такой необходимости не вижу.
И тут Рашидов заплакал.
(Мурманск, декабрь 1998 года)
Американский разведчик и аналитик из Лэнгли Роберт Фоули чувствовал себя полным дураком. Его вербовали. Вербовали самым беспардонным образом, а он ничего не мог с этим поделать.
– Таким образом, – говорил человек, которого совсем недавно Фоули по наивности принимал за водителя такси, – вы можете легко убедиться в нашей доброй воле. Никаких расписок, никаких договоров, скреплённых кровью, – ваше слово против моего слова, ваше обещание против моего обещания…
– А если я откажусь?
Фоули знал ответ на этот вопрос, как знает его любой человек, достаточно долго проработавший в разведке. И водитель из ФСБ не стал оригинальничать.