— Добрый вечер, могу я видеть Ее Величество?
— Она вас пригласила?
Дорисовал завитушку и посмотрел наконец на Рейнольда. На свою беду.
— А… Простите. Я сейчас спрошу.
— Не нужно, — остановил его Рейнольд, — я сам.
— Но я обязан доложить…
Поздно. Рейнольд уже вошел в королевский кабинет. Мэй подняла голову от бумаг и устало спросила:
— Ну, что у нас еще случилось?
Ростовщик ответил очень мягко:
— Добрый вечер, Ваше Величество. Я хотел вас увидеть, — потом, повернувшись к секретарю: — Я сам о себе доложу, идите.
— Постойте-ка, здесь приказываю я. Пока.
— Тогда скажите ему вы, чтоб он ушел, — смеется Рейнольд, — а то я его и так уже расстроил.
— Ваше Величество, — перебивает секретарь, — я не знаю…
— Это не делает вам чести, — и к Рейнольду: — Так как же вы сюда попали?
— Через кухню. Я подумал, что не встречу там ни одного тарда. И не ошибся.
— Вам все ясно? — спрашивает Мэй секретаря. — Проследите, чтобы он был первым и единственным. Идите. Ну, а вы чем порадуете?
— А чем это вы занимаетесь, если не секрет? — спрашивает Рейнольд.
Такой кавардак на столе он видит во второй раз в жизни. И оба раза за сегодняшний день. Стол завален бумагами, счетными книгами, вместо закладок тут и там торчат обгрызенные перья. Вот пусти женщину заниматься делами!
— Да вот. — Мэй встает и мягко потягивается. — Отчеты окаянные.
— А взглянуть можно?
— Пожалуйста, если вам хочется.
— Еще бы!
Мэй во все глаза смотрит на человека, который с неподдельным интересом вчитывается в чьи-то каракули. Она хорошо помнит, что эта работа и короля Эрвинда доводила до головной боли. А у этого восхищение на лице.
— Нет, ведь надо же так, — бормочет Рейнольд, — вот жулье! Кто это у нас? А, слышал.
«Не буду его убивать, — думает Мэй, — лучше арестую. Или нет, нельзя. Ну тогда просто украду. Спрячу в каком-нибудь каземате (каземат, конечно, придется обставить в соответствии с его привычками) и буду приносить бумаги на проверку. И ему удовольствие, и Лайе польза».
Мэй осторожно заглянула ему через плечо. Рейнольд почувствовал ее дыхание на затылке и вспомнил, зачем сюда пришел.
Он вынул коробочку, сообщил:
— Это вам, — и снова уткнулся в бумаги.
Мэй невольно затаила дыхание. Такую вещицу и в руках-то держать страшно, не то что открыть. Сплетенная из тончайших золотых и серебряных нитей, на крышке герб Дома Ойсина. Мэй бережно открыла и… чуть не выронила. На черном бархате сверкают две бриллиантовые капли. Серьги. Аристократ делает ей предложение. С ума можно сойти — два предложения в один день, да еще и замужней женщине. Эрвинд ей никогда такого не подарит. Очень хочется хотя бы примерить. Но Мэй закрывает коробочку. Так. Теперь ее нужно вернуть. Если королевская память не изменяет, такого еще никогда не было. Аристократам не отказывают. Но придется. И почему нельзя оставить серьги, а ему сказать «нет»?
Из размышлений ее вывел радостный возглас Рейнольда:
— Ага, понял! Вот откуда у него деньги!
Очень аккуратно Мэй начала подпихивать подношение ему под руку. Рейнольд не сразу понял, почему ему что-то стало мешать. Потом заметил странный маневр, поднял голову и спросил:
— Вы отказываетесь?
Несмотря на то, что смеяться сейчас было никак нельзя, Мэй чуть не расхохоталась. Вот это и называется — глаза на лбу.
— Простите, — говорит она траурным голосом, — это очень лестное предложение, но я не могу его принять.
— Почему?
— С моим выбором должен согласиться Император. А вас он не одобрит.
Рейнольд говорит очень спокойно:
— В Империи можно купить все.
— Император уже сам нашел для меня жениха. Я не хочу, чтобы вы пострадали.
— Я уже встречался сегодня с послом. Он предлагал мне отступиться от вас. Я отказался.
«Здорово, — мрачно думает Мэй. — Здорово работает голова у господина Арнульфа».
— И зря, — отвечает она. — Нужно было соглашаться. Брать отступные, и немаленькие.
— Мне… взять… у тарда? — Рейнольд встает и начинает расхаживать по кабинету. — За кого вы меня принимаете?
— За умного человека. Только не уверяйте меня, что в глаза не видели тардских денег. Чем больше мы с них сдерем, тем лучше.
— Ну знаете!
— Да не расстраивайтесь вы так! А то я тоже расстроюсь, а сделать все равно ничего нельзя. Скажите лучше, вы достали бумаги?
— Какие бумаги?
— На Его Светлость посла. Помните, мы договаривались на празднике?
— Ах, это… помню. С этим — никак. Я ничем не могу вам помочь. Сам я с ним дел не имел, а спрашивать у моей родни о делах клиента, как выяснилось, совершенно бессмысленно. — Рейнольд все еще мерил шагами кабинет. — Да с чего вы взяли, что это вообще возможно?
— Да с того, что вы мне обещали!
— Простите, но я не обещал ничего конкретного.
— И вы действительно ничего не можете сделать?
— Абсолютно. Не стану же я в самом деле подвергать опасности свою семью. Или это выкуп за ваш поцелуй?
«Я сейчас умру», — подумала Мэй. Словно внутри у нее оборвалась какая-то очень важная для жизни жила. «Ох, Эрвинд, Эрвинд, как же мы теперь?» Она отчаянно заморгала, пытаясь загнать слезы обратно в глаза, но зря старалась. Рейнольд все равно ничего не видел. Он смотрел прямо на нее и говорил:
— Ничем не могу вам помочь. Надеюсь, я вас не слишком задержал. Спокойной ночи.
Он повернулся и вышел, задыхаясь от гнева. Получить отказ! Уж лучше пощечину от шлюхи. Нет, она просто дрянь, она действительно с ним играла, прав был посол. Нет, стоп, а при чем тут посол? Да, ему отказали, хотя на ее месте любая другая прыгала бы от радости. Но! Она — не любая другая. Она — та девушка, на которой он хочет жениться. Только, похоже, она этого еще не поняла. Значит, все просто: нужно доказать всем — ей, послу, Императору, что только он, Рейнольд, может быть ее мужем. Сейчас быстро домой, разобраться, что все-таки унес посол, а дня через два-три продолжить наступление.
Она дождалась, пока выйдет Рейнольд, подбежала к двери, защелкнула засов и потом уже упала головой на стол и расплакалась. Плакала долго, всхлипывала, била кулаком по бумагам. Наконец то ли успокоилась, то ли просто устала, откинулась на спинку кресла и долго и тупо смотрела на свои руки. Потом она встала, обошла стол и остановилась перед портретом Дианта. Вскинула голову и шагнула в сторону, чтобы поймать его взгляд. Она стояла перед ним, как когда-то перед Эрвиндом у бастиона: кулаки сжаты, плечи расправлены.