Шесть лет на станции никто не бывал. Путь к Четвертому энергоблоку преграждали поля аномалий, но главное — психотронные генераторы, установленные на Радаре и своим излучением сводившие людей с ума. Плюмбум хорошо помнил времена, когда о территориях севернее Армейских складов ходили только смутные легенды. Одно было несомненно — там происходит нечто совсем уж запредельное. И хотя идти к Саркофагу было и страшно, и смертельно опасно, сталкеров туда тянуло словно магнитом. И не удивительно, ведь легенды обещали, что если преодолеть все преграды, то в конце пути ждет Монолит (Золотой Шар, Машина Желаний, Сфера, Генератор Чудес — нужное подчеркнуть и добавить соли по вкусу), который исполнит самые сокровенные мечты: даст богатство, власть, вечную молодость, суперспособности. А что может быть притягательнее для отребья, ошивающегося в Зоне?.. Потом молчаливый сталкер по прозвищу Стрелок, которое ему дали за феноменальную меткость и профессиональное владение всеми видами огнестрельного оружия, сумел как-то пробраться на территорию Радара и отключил психотронные генераторы. Информация об этом распространилась мгновенно — на север Зоны рванули все: группировки, банды, одиночки — началась знаменитая война за Припять. А потом случилось еще что-то — старожилы утверждали, что Стрелок дошел до самого Монолита, и тот исполнил его желание. Дальше версии разнились, ведь никто не знал, чего попросил Стрелок. Возможно, он стал одним из Хозяев Зоны — его видели то тут, то там, как Семецкого или Болотного Доктора; иногда он вмешивался в конфликты, выступая за одну из сторон; время от времени спасал попавших в безнадежную ситуацию. Но, говорят, и убивал — обычно без объяснения причин. Со Стрелком была связана и легенда об О-Сознании — группе экстрасенсов, использовавших свои пси-способности для управления Зоной. От покушений их охраняла группировка «Монолит» — опытные и беспощадные бойцы, поклявшиеся в верности О-Сознанию. И действительно, «монолитовцев» Плюмбум встречал неоднократно — после года Стрелка они разбрелись кто куда, примкнув к группировкам или пустившись в «свободное плавание». И даже беседовал с некоторыми из них, интересовался подробностями жизни на Саркофаге, но внятных ответов не получил — «монолитовцы» плохо что помнили о том времени, когда служили О-Сознанию, исчерпывающее описание своего тогдашнего состояния дал Вася Орех, вступивший позднее в «Долг»: «Жужжание такое в башке и щелчки, как будто метроном. Вроде, и хочешь мысль подумать, а она ускользает, рассыпается…» И вот, вроде бы, получалось, что Стрелок каким-то чудесным образом «монолитовцев» от влияния О-Сознания освободил. Может, это было его желание? Вряд ли, хотя и такая версия рассматривалась…
Так или иначе, но с тех пор места, непосредственно прилегающие к Четвертому энергоблоку, считались сравнительно безопасными. Если здесь и были какие-то артефакты О-Сознания, то их растащили на продажу еще в двенадцатом-тринадцатом годах. Затем аномальная активность сильно спала, и новые артефакты почти не рождались. А из-за высокого радиационного фона Саркофаг обходили стороной даже мутанты. Другое дело — Второй и Третий энергоблоки, которые, по слухам, все еще таили несметные богатства и через которые можно было пройти в пространственные карманы типа Оазиса или Пляжа. Казалось, тема Четвертого энергоблока закрыта раз и навсегда, однако все еще находились мрачные пророки, которые утверждали, что Саркофаг заскучал и проголодался, давно не пробовав свежей крови. Если когда-нибудь их пророчества сбудутся, Плюмбум не удивится. Зона горазда на сюрпризы и очень не любит, когда кто-то пренебрегает ее жестокими чудесами.
Виктор как раз закончил рекогносцировку местности, определив конфигурацию стационарных аномалий, и возвращался в лагерь, когда от «камбуза» потянуло запахом жареного лука и подкопченной колбасы. Рот мгновенно наполнился слюной, сталкер сглотнул и понял, что чертовски голоден. Надо бы держаться поближе к кухне.
Подойдя, Плюмбум обнаружил Толика Узбека — штатного кухмейстера экспедиции — сидящим в сторонке, посреди компании четверых бездельников, покуривающих и сладко принюхивающихся. Пар, валивший от котла, застилал фигуру повара, колдовавшего над варевом. Зрелище было настолько неожиданным, что Плюмбум не стал устраивать разборку Толе, явно увиливающему от своих прямых обязанностей, и только спросил:
— Это кто там так… наяривает?
— Да шведка… — фыркнул Толя. — Вот чумовая баба! Вы бы, господин Свинцов, сходили, спросили, скоро ли жратва готова будет, а то я прямо боюсь. Зашибет еще ненароком половником.
И действительно, приблизившись, Плюмбум увидел раскрасневшуюся и потную Ким.
— Аха, гхосподин Свинцов! — радостно воскликнула она. — Вы у нахс альфа-схамец, вхам и перхвая порхция!
И прежде чем Плюмбум успел что-то сказать, шведка подхватила пластмассовую миску с раскладного столика, плюхнула в нее половник ароматного варева из котла, добавила что-то с шипящего противня и протянула ему.
— Скхажите всем, вхсе гхатово! — повелела она. — Пхерерыв на обхед!
Впрочем, созывать мужиков не пришлось — они сами потянулись на запах.
Виктор отошел с сторону и заглянул в миску. И не поверил глазам. Симпатичная горка жареной картошки с колбасой, плававшей в озерце томатного соуса, была увенчана желтым глазком яичницы. Картошка, колбаса, томатная паста — это понятно, он сам их заказывал. Но яичница? На Клондайке не бывает свежих яиц, они тухнут еще в Аризоне, — уверял Джек Лондон. Так же и Плюмбум с уверенностью мог сказать, что в Зоне не бывает целых яиц, они бьются еще на Кордоне. А вот поди ж ты… И ни разу не тухлое, а очень даже свежее…
«Люблю женщин, которые умеют готовить, — подумал Виктор, уплетая „профессорский“ обед. — Как она сказала? Альфа-самец? Сразу видно, знает толк в мужиках…»
Он подождал, пока толпа у кухни рассосется, и вернулся к Ким.
— Спасибо. Давно так вкусно не ел. Но откуда яйца?
Профессор улыбнулась:
— А, эхто схюрприз. Мне был нухджен авхтофургон с хорошей ахмортизацией, я и вхозила в них яйца, чтобы прховерить. А пхотом рхешила прихватить немного с собой.
— Сюрприз удался!
— Отхлично. А тхеперь — за дело! Похлагаю, с лахгерем мы закончили?
— В общем и целом да.
— Тхогда начхинайте рахгхружать экскхаватор. И пхришлите сюда эхтого Толю. Пхусть моет пхосуду.
«И когда это я к тебе в креативные менеджеры нанимался?» — подумал Плюмбум.
Но возмущаться не стал. Сытый желудок не располагал к спорам. На что, скорее всего, и был расчет. Нет, стервы все же эти бабы, даже те, которые готовить умеют…
Пока спускали с транспортной платформы малютку «Hitachi», пока экскаваторщик Лева разбирался с управлением и пробовал грунт «на зубок», профессорша успела исчезнуть. Только что вот вроде стояла рядом со всеми, а через секунду — ушла по-английски, не прощаясь. Плюмбум завертел головой и увидел доцента Мышкина — того самого консультанта из ФИАН, которого пригласили сопровождать экспедицию. Был этот Мышкин маленьким неприметным молчуном, всю дорогу сидел над своим унибуком, попыхивал электронной сигаретой и не обменялся с попутчиками даже парой слов. Вот и сейчас он стоял в стороне, выпускал из уголка рта никотиновый пар и на лице его читалось что-то вроде: «Печально я гляжу на наше поколенье…»