— Но Утер Пендрагон не убил Бана дю Лака.
— И очень об этом жалеет. Спорим на все, что хочешь?
— Ладно. Неважно. Никого убивать я не буду. Ни своими руками, ни чужими. Поступим проще. Я войду в Зону и сам все поправлю. Если обернусь быстро, никто ничего не узнает, и проблема снимется сама собой как несуществующая.
— Как планируешь это сделать?
— Очень просто. Ну то есть в теории просто. Если не получается удержать в провинции своего наместника, возьми вождя из местных, приподними его и поручи поддерживать порядок.
— И кого ты возьмешь?
— Ну выбор невелик. Роте или Гоголя. Они сегодня в авторитете.
— Оба — психи.
— И хорошо! Я скажу волшебное слово «Солнцестояние», и они пойдут за мной, как за Дудочником. А кто придет первым, тот получит приз.
— Какое «Солнцестояние»? Гвиневрина разработка? Но ведь…
— Да, но зависимые этого не знают. У них уже свой фольклор возник на сей счет. Вот на нем мы и сыграем.
— Ох, Арти, твоя близость с народом до добра не доведет. Он, оказывается, фольклор изучает в зависимых мирах. Фольклорист!
— Между прочим, моя, как ты говоришь, близость пока нам на пользу. Ну и кроме того, разве не затем мы делали игру, чтобы как следует оттянуться?
— Ты делал, наивная ты душа. За других не поручусь.
— Ладно. Поступим так. Завтра я уеду в Авлон. А ты пройдись по селениям сервов, найди мне какую-нибудь рыжулю посимпатичнее. Чтобы на Гвенни смахивала хотя бы издали.
— Арти!
— А что такое? Всем можно, а мне нельзя?
— Нет, что ты… просто… Не ожидал…
Даже Мордред был шокирован. Не его, конечно дело, да и сам он относился к женщинам с предельным прагматизмом: сунул, вынул и пошел, будь ты хоть сервка, хоть герцогиня. Но он-то полагал, что у друга Великая и Чистая Любовь. А Арти… Вот стервец!
— Ладно. Значит привезешь ее в Авлон и подержишь там до моего возвращения. Дня три, наверное. Можешь с ней немного поиграть, чтобы не так скучно было.
— В шашки? — улыбнулся Мордред.
— Если получится, то и в шашки. Короче, создадите мне прикрытие. А я уж постараюсь разобраться. И Ивэйна поищу заодно. Что-то он слишком заигрался…
— Ты там… поосторожнее все же.
— Да ладно, братец. Дело житейское. Перезагрузку никто не отменял.
— Учти, это очень больно.
— Ничего. Пока ты со мной, я ничего не боюсь. Со всем справимся.
3
Когда Мордред ушел, Артур снял с полки тяжелый атлас in folio «Труды и дни святого Теслы» и разложил на столе. Он мог бы не смотреть в текст — давно знал его наизусть, но знакомые запах, тяжесть и ощущение страниц под пальцами успокаивали. Чего точно никогда не сможет дать электронная инкунабула, так это подобного иррационального чувства стабильности. Она словно кувшин — какое вино в него нальешь, то и выпьешь. Сегодня — сладкое, завтра — кислое. А книга — словно источник, к нему приходишь день за днем, и вода в нем все так же прохладна, чиста и свежа.
Даже Мордреду он не стал признаваться, что его беспокоит на самом деле. Равнодушие Гвен, интриги дю Лака — это все, если вдуматься, сущая ерунда. Рябь на воде. Меж тем, если он не ошибается в своих подозрениях, зреет буря, которая может перевернуть весь их мир. И об этом ни с кем не посоветуешься. Именно потому, что в Логре все — продолжение политики другими средствами. Придется разбираться самому.
История известного мира началась давным-давно — аж в 1558 году, когда английская королева Мария I почувствовала себя «в тягости».
До этого ей пришлось пережить сильное потрясение — беременность 1556 года оказалась ложной. Мария мечтала о наследнике: он был необходим ей для того, чтобы сохранить любовь мужа — испанского короля Филиппа II. Мария была на десять лет его старше и нехороша собой, но прекрасно знала, что муж равнодушен к женской красоте — его снедает любовь к власти. Первая его жена — несчастная инфанта Мария Мануэла Португальская, умершая на четвертый день после рождения сына — подарила мужу права на португальский престол. Мария знала, что Филипп вступил во второй брак, чтобы присоединить к своей империи Англию, и что он недоволен своим положением принца-консорта. Провозгласить его Королем Английским она никак не могла — этого не потерпело бы английское дворянство. Однако в ее силах было сделать его отцом будущего короля, если на то будет воля Божья.
Не менее важным было рождение здорового наследника и для самой Англии. Отец Марии — знаменитый Генрих VIII Синяя Борода — в свое время немало накуролесил и запутал вопрос с наследованием престола до невозможности. Мария была дочерью от его первого брака — вполне традиционного и почтенного католического брака с испанской принцессой Екатериной Арагонской, дочерью покровителей Колумба Фердинанда и Изабеллы. Однако Екатерина, несмотря на многочисленные беременности, так и не смогла родить Генриху сына. Виной тому был, возможно, застарелый сифилис супруга, но, как водится, во всем обвинили королеву. Генрих отправил ее в один их отдаленных замков и приблизил к себе ловкую английскую дворяночку — Анну Болейн. Поскольку папа Римский не давал согласия на развод Генриха и Екатерины, Генрих, по наущению Анны, отторг английскую церковь от католической и объявил главой английской церкви себя самого. После этого ему не составило труда развести себя самого с опостылевшей супругой и женить себя самого на беременной уже Анне Болейн. В угоду ей он объявил свой брак с Екатериной незаконным, а свою дочь Марию — бастардом. Анна, однако, подвела короля и родила ему девочку Елизавету. Король счел такой поступок государственной изменой и, чтобы не мучиться больше с разводами, отрубил Анне голову, объявил уже Елизавету бастардом, после чего сразу же женился на Джейн Сеймур, которая наконец и родила ему вожделенного принца Эдуарда. Король не остановился и на этом, женился еще три раза, но поскольку браки остались бездетными, о них сейчас помнили только самые дотошные историки.
Эдуард процарствовал недолго и успел разве что стать героем романа Марка Твена «Принц и нищий». После него на трон претендовали три девушки — ситуация, до той поры неслыханная в Англии. Мария — дочь Генриха и Екатерины. Елизавета — дочь Генриха и Анны. И Джейн Грей — внучка сестры Генриха, прекрасной Розы Тюдоров. Хотя Джейн и не была дочерью короля, у нее было одно неоспоримое преимущество перед Марией и Елизаветой — законность брака ее родителей никогда не ставилась под сомнение, и Джейн никто никогда не объявлял бастардом. Кроме того, у нее был очень расторопный свекр — Джон Дадли, фактический правитель Англии при малолетнем Эдуарде. Вероятно, именно под его влиянием Эдуард обошел сестер и перед смертью завещал корону Джейн Грей. Когда Мария узнала об этом, она немедленно двинулась в Лондон. На ее сторону перешли армия и флот. Был собран тайный совет, который провозгласил ее королевой. 19 июля 1553 года Джейн была низложена и отправилась в Тауэр, вместе с Джоном Дадли, принцессой Елизаветой, которая демонстративно исповедовала протестантизм, и с ее возлюбленным Робертом Дадли — сыном Джона. Джону Дадли отрубили голову тут же. Что до остальных — Мария, не любившая кровопролитий, планировала их пощадить, но ложная беременность навела на мысль, что Господь решил наказать ее за недостаточную твердость в деле восстановления католицизма в Англии. Да к тому же до королевы дошли слухи, что супруг давно списал ее со счета и за ее спиной добивается благосклонности Елизаветы — вероятной наследницы престола, если Мария умрет бездетной. Это оказалось слишком даже для кроткой католической королевы. В ней взыграла кровь отца, и Елизавета отправилась на плаху вместе с Робертом Дадли и Джейн Грей, а неверного супруга Мария без колебаний отправила в тот же замок, в котором находилась в заточении ее мать. Все это самым благотворным образом сказалось на ее воле к жизни, и королева вскоре разрешилась от бремени здоровым младенцем мужского пола, нареченным Карлом-Филиппом I. Рождение наследника Мария сочла добрым предзнаменованием и с тех пор трудилась, не покладая рук, пока не извела заразу протестантизма в своей стране и не скончалась в преклонном возрасте, оставив сыну величайшую католическую державу, объединившую Англию, Испанию, Португалию, и большую часть Северной и Южной Америк.