— Воин, говоришь? — Хевроний усмехнулся и сплюнул. — А вот мы посейчас проверим… Держи!
Вытащив меч, он бросил его Михаилу, да так ловко — рукояткой… Ратников поймал — реакцией бог не обидел — вскочил на ноги…
Разбойничий атаман уже вытащил другой меч, как успел заметить Миша, чуть более длинный, явно трофейный, рыцарский… не чета тому, что был сейчас в руках у Ратникова — плохого железа подделка, контрафакт, уж Михаил на своем веку мечей повидал, разбирался.
Ну, что ж… биться так биться, придется уж и таким…
— До первой юшки! — быстро предупредил Хевроний и, азартно сверкнув глазами, ринулся в бой.
Удар! Хороший такой, справный, от которого, вообще-то, и падают… тяжелым мечом не очень-то пофехтуешь, тут больше настрой на другое — именно на удар, разящий и страшный, такой, в который вкладываешь обычно всю свою силу… Хевроний вот — всего лишь полсилы вложил, это по всему чувствовалось — Миша все же сумел отбить, даже плохим клинком… не совсем отбить — отклонить скорее… И сам перешел в атаку, вытянув руку, нанес укол… Был бы добрый меч, не этот, с закругленным концом, старинного типа — таким только рубить, не колоть, нет…
Противник снова размахнулся, ударил… Ратников тут же уклонился, снова подставил клинок — так, на отводку, изящненько… И опять ударил, теперь уже — в рубку, клинком, так, что разбойник едва успел подставить свой меч, отбивая направленный якобы в сердце выпад. Якобы в сердце, на самом деле — в шею, ее-то Михаил и достал, так, слегка поцарапал, да тут же и ухмыльнулся, воткнул в землю меч:
— Кажется, до первой крови собирались биться?
Соперник набычился, сплюнул… и, бросив клинок в траву, громко расхохотался:
— Ай, молодец, парень! Не знаю, какой ты боярин, а рубишься знатно! Одначе была бы секира…
Миша пожал плечами:
— Так и против секиры приемы есть… Не этим клинком, конечно.
— Ого! Так ты и в клинках разбираешься?
— А чего ж? Тут ведь все видно, — Ратников вытащил воткнутый в землю меч и презрительно прищурился. — Клинок толстоват, значит, железо плохонькое, непрокованное, незакаленное, дол нет — кузнец неумелый был, только и сумел, что клеймо выковать — «Людота коваль» — клеймо знатное, однако такие мечи в глубокую старину ковали. Так что, ежели на базаре меч купили — так то на дурня.
— Не на базаре, — ухмыльнулся Хевроний. — От орденских кнехтов меч…
— Понятно! Откуда у них хороший-то?
Атаман перевел взгляд на Олексу, живенько наблюдавшего за ситуацией:
— А дружок твой по нраву мне! Можно в ватажку взять…
— Ну так бери, Хевроний, не пожалеешь! — подросток вскочил на ноги и приосанился. — Я ж плохого не приведу.
— И взял бы… Да с пол-лета уж, покуда ты где-то шлялся, двое нас в атаманах.
— Двое? Ну так второго зови. Я его знаю?
— Увидишь… — разбойник посмотрел в небо. — Как раз сейчас и должон явиться. Пора. О! Слышишь?
И в самом деле, где-то неподалеку вдруг закуковала кукушка — видать, разбойничий страж подавал условный сигнал. И вот уже за деревьями послышались голоса… И на полянку, к старому дубу, вышло с дюжину вооруженных копьями и топорами людей — лесные воры, душегубцы. А впереди, в блестящей кольчуге, положив на плечо рогатину, шагал… Кнут!
Ратников узнал злодея сразу, еще издалека, и первым побуждением Миши было броситься поскорее отсюда, убежать, схорониться, больно уж силы неравны… Бежать? Но куда? Лесные братки знают округу куда лучше Михаила, а тот ее и вовсе не знает…
Впрочем, а может быть — пронесет еще? Может, Кнут его не узнает? Ага… не узнает, как же… Это средневековый-то человек?!
— Здорово, Кнут Карасевич! — радостно улыбаясь, Ратников первым сделал шаг навстречу давнему своему недругу. — Гляжу, в чудские леса подался?
— Ого!!! — Кнут едва не уронил рогатину, тяжелую, крепкую, с листовидным острием. Узнал, узнал, было видно сразу. Узнал и озадачился. Иное дело, в бою, в схватке бы встретились, но вот что бы так вот, почти по-дружески…
— Здоров и ты, — людокрад нехорошо прищурился. — Вот уж не ждал увидеть… Какими судьбами тут?
— Тоже решил в леса податься, — Михаил улыбнулся еще шире. — В вашу ватажицу… возьмете? Воин я, врать не буду, изрядный… ты знаешь.
— Да уж ведаю, — в глазах Кнута на миг промелькнула ненависть… впрочем, быстро сменившаяся деланным безразличием. — Мы ж не особо-то дружны были…
— Так то когда!
— Ну да, ну да…
Тут подал голос и Хевроний:
— Так ты, Кнутище, молвишь за своего знакомца слово?
— Молвлю, — чуть подумав, согласился душегуб. — Молвлю. Воин он и впрямь изрядный. Правда… Ладно, потом с ним поговорим. Ну что, Хевроний Евлампьевич? Говоришь, на той седмице берем караван?
— Вестимо, берем, — гулко хохотнул атаман, а следом за ним и все остальные разбойники, даже и те, что только что пришли с Кнутом. — А ты все тевтонский бург предлагаешь? Да что там брать-то?
— А брать там есть что, скажу без обиняков! — неожиданно произнес Михаил. — Вчера только оброк привезли. Есть чем там поживиться, есть… И нападения они не ждут, и ров еще до конца не выкопан.
— О! — обрадовался Кнут (еще бы, Михаил ведь знал прекрасно, зачем ему нужен был замок). — Вот видишь, Хевроша — человек дело говорит!
— Ладно, — атаман скривился и махнул рукой. — Вечерком потолкуем. А покуда пошли. Посидим, отдохнем, обсохнем…
Людокрад кивнул и снова зыркнул глазами на Мишу… однако на этот раз ничего не сказал, лишь усмехнулся:
— Пошли, Хевроне… Постой! А это что за парень?
— Олекса то. Знаемый мной в давность, до тебя еще. Не пасись — парнище вольный! С самого начала со мной был.
Подросток тут же гордо распрямил плечи и поклонился вожаку в пояс:
— Благодарствую, дядько Хевроний, за слова твои благостные!
— Благодарствовать опосля будешь, — снова хохотнул атаман. — Пошли.
Разбойничья база — замаскированный в еловом бору схрон — находилась, насколько мог судить Ратников, не особо и далеко, километрах в четырех-пяти от старого дуба. Правда, добраться туда мог далеко не каждый, тайная тропка шла болотиной, мимо самой настоящей трясины — один неосторожный шаг и все! Будешь, как Лиза Бричкина из известного фильма. Поэтому шли с осторожностью, шаг в шаг.
А как вышли на место, в бор, так утомленные дорогой разбойнички сразу повалились в шатры — были тут и такие. И знамена были — белые с черным крестом — тевтонские, синие с золотыми львами — шведские, новгородские — с медведями, а еще — полоцкие, владимирские, торопецкие — все со своими святыми. Видать, ватажица не только тривиальным грабежом промышляла — иногда и продавала мечи достойным людям. Не врал Олекса.