— Да еще чуть не забыл… — уже садясь в машину, милиционер обернулся. — Еще и самоубийство у них в лагере было, вчера только труп оформлял, с утречка… такое вот «доброе утро».
— Самоубийство?!
— Пацаненок один таблеток наглотался… заметили, да уже поздно, так и не смогли откачать. Предварительно — передозировка снотворного… ну, это и так ясно. Медсестру тамошнюю, конечно, надо взрючнуть, чтоб за лекарствами лучше следила… в прямом смысле бы неплохо взрючнуть… — участковый плотоядно зажмурился. — Эх, Алина, Алина… классная девочка!
— Пацаненок?! А что за пацаненок-то?
— Да не помню я… Спихнул, да из головы вон, других дел, что ли, мало? Маленький такой, лет одиннадцати… Артемом, кажется, звали…
— Артем?! Одиннадцать лет?! — У Миши разом пересохло во рту. — Слышь, Димыч, а он точно сам?
— Ха! Конечно, сам… да кому он на фиг нужен?!
Вот так вот! Ну и дела! Вот это жизнь складывается: Маша неизвестно где, Артема уж и в живых нету… Дела!
Простившись с участковым, Ратников погнал машину без остановки до самого лагеря. Взбежав на крыльцо, протопал грязными сапогами по коридору, едва ли не пинком распахнул дверь кабинета директора.
— Господи, это вы… — привставший было Иван Андреевич без сил опустился в кресло. — Я уж думал… Комиссию мы тут ждем, вот-вот должны подъехать. Причину вы уже, наверное, знаете…
— Да уж, — кивнув, Михаил уселся на стул.
Директор выглядел плохо — осунувшийся, небритый, в мятом галстуке, с каким-то потухшим, словно у побитой собаки, взором. Переживал — это было видно.
— Не уберегли паренька… — скорбно вздохнув, Иван Андреевич развел руками. — Хотя должны были, должны… Такие, как Артем, «домашние» — как раз группа риска. С виду спокойные, тихие, а на душе… Никогда не знаешь, что выкинут! Похороны скоро… придете?
— Уж постараюсь.
— Утром на зарядку не встал. Я как раз ночью из райцентра вернулся, и…
— Понятно, чего уж.
— Еще двое сбежали у нас, — снова вздохнул директор. — Час от часу не легче. Впрочем, с этими-то хоть ясно — оторви да брось… И тем не менее, господи! Да что же это такое творится? Называется, отдохнули детишки летом… О! — Иван Андреевич посмотрел в окно на только что подъехавшую «Волгу». — Вот и комиссия. Явились, не запылились…
Потерев виски, он тяжело поднялся с кресла. Миша не стал мешать, попрощался и направился к выходу, чувствуя на себе любопытные взгляды бегущих из столовой детишек.
Расспросить еще кого-нибудь? Поговорить с воспитателями, со сторожем — нелюдимым мужиком самого угрюмого вида — с той же медсестрой, наконец… А что это даст? Насчет самоубийства — директор уже все сказал. А что другое… надо сначала самому осознать — о чем спрашивать-то?
Черт, как жаль было пацана-то! Эх, Тема, Тема… И ведь не похоже было, чтоб собирался он свести счеты с жизнью, совсем не похоже! В гости все время прибегал, радостный такой, веселый… Ну, о погибших родителях грустил, конечно, как же без этого? Но чтобы так вот… Прав директор — эти «домашние» как раз самая что ни на есть группа риска!
И что делать теперь? Купить водки да помянуть? Разве что… Нет! Сначала — в город, поискать Машу! Раз уж ее «Оку» на шоссе видели.
Черт! Погруженный в невеселые мысли, Ратников и не заметил, как наехал на что-то острое… Старая борона, господи! Лежит себе, зараза, в кусточках, зубьями кверху… Паразиты, это ж надо так положить! Хотя кто ее положил-то — так, выкинули, да в свое время в скупку не сдали… вот сейчас, верно, сдадут, отвезут Кумовкину. Да уж, чего ругаться? Если беспристрастно рассудить, так Миша сам виноват — тут ведь отродясь никто не ездил, это Ратников вот решил дорожку спрямить… Спрямил, блин! Теперь возись…
Михаил выпрыгнул из машины и громко выматерился: два колеса сразу! Ну, кого теперь ругать-то? Себя. Сняв запаску, Миша почесал голову, соображая, где взять еще одно колесо? Вообще-то — много у кого можно, УАЗ — не «Хаммер» — птица не редкая. У Брыкина есть, бригадира бывшего, у главы волости… у того, правда, старый, не на ходу, ну так тем и лучше… У него и спросить! Хорошо хоть дождик закончился — солнышко выглянуло, красота! Не шибко тут и делов — пару колес поменять, чего уж.
Кто-то подъехал, остановился рядом. Бело-синяя «нива» по самые «уши» в грязи! Димыч!
— Что, вернулся уже?
— Так а чего мне? Я ж взад-вперед… Хотел в магазин напрямки, гляжу — ты гут копаешься. Случилось что?
— Да колеса…
— Ой-ой-ой! — подойдя к «уазику», участковый сочувственно поцокал языком. — Сразу оба… А еще хотел тут проехать! Сейчас бы тоже вот так стоял, чесал шею…
— Слышь, Димыч, — быстро сообразил Михаил. — Ты меня в волость не подбросишь? У Михалыча вроде «уазик» есть…
— А, ты насчет колеса? Так легко… Хотя постой-ка! Михалыч еще с утра в город уехал, к вечеру только будет. Мне как раз навстречу попал, утром еще. С ним этот еще был, Брыкин, бригадир бывший…
— Черт!!! Придется до вечера тут сидеть… тоже ведь в город хотел.
— В город? — Димыч вдруг расхохотался. — Так садись, поедем! Мне тоже нужно — туда-сюда — горящие материалы сдать да очередной втык получить… Да ты не переживай, к вечеру тут будем, возьмем у Михалыча колеса, поставим… А в городе в отдел заедем, про «Оку» твою спросим. Может, патруль ее где и видал?
Ратников немного подумал и махнул рукой:
— А, поехали, и то дело!
Махнув рукой, уселся в «ниву». Участковый запустил двигатель…
По пути Димыч что-то весело болтал, рассказывал, Миша не слушал, потрясенный всем случившимся — таинственным исчезновением Маши, смертью Темы. Мимо тянулись угрюмые ели, сосняки, березовые рощицы, потом пошли поля, луга, перелески, побежало под колесами «нивы» асфальтовое шоссе… Заехали на заправку. Михаил поинтересовался, не видал ли кто синюю «Оку». Нет, точно сказать не могли — тут за день столько машин проезжало, что поди-ка, упомни. Тем более — какую-то там «Оку». Нет, не видели…
Поехали дальше, вот уже показался и город, приземистые древние стены, сверкнула на солнце излучина реки. Люди… машины… светофоры… Миша не обращал на все это никакого внимания, не больше, чем до того на елки и сосны. А Димыч все болтал… похоже, что сам с собою.
Подъехав к отделу милиции — двухэтажному зданию с синей вывеской над входом, — остановились.
— Ты, Миш, посиди пока тут, а я спрошу…
Участковый убежал, здороваясь на ходу со знакомыми… отсутствовал, правда, недолго, выскочил, улыбаясь:
— Видали твою «Оку»! Или похожую… Она ведь у тебя синяя?
— Ну да! — Михаил почувствовал, как захолонуло сердце.
— У вокзала стоит, слева, у сквера… да там увидишь. Ключи-то есть с собой?
Ключей-то как раз и не было, но разве в этом сейчас было дело? Та «Ока» или нет? Поскорее узнать бы!