Насколько помнил Саша, Аттила скончался года через два после поражения в битве при Каталаунских полях, нанесенного ему Аэцием. Умер, естественно, не своей смертью — какая-то вестготская красавица прикончила его прямо на брачном ложе. Значит, сейчас примерно год четыреста пятьдесят четвертый. Та-ак…
Молодой человек задумчиво посмотрел на распятие.
Интересно, помнят ли его в Карфагене? Ведь прошло уже больше десяти лет. Может, это и к лучшему, что он объявился здесь, в Галлии, а не у знойных африканских берегов? Впрочем, какая разница? Главное — не где объявиться, а спасти Катерину и профессора. Скорее всего, они тоже здесь.
Если корабля здесь никто не видел, придется идти на юг, искать следы будущего там. В конце концов, именно в те места проникали раньше, именно туда попадали.
~~~
Пока Александр разговаривал со священником, староста завершил свои дела и теперь дожидался у церкви. При виде вышедшего на улицу гостя заулыбался:
— Нашел тебе дом для постоя, любезнейший. Думаю, денек-другой уж всяко у нас пробудешь. Хозяйка, Августина-вдовица, не против.
Саша поблагодарил за оказанное гостеприимство от всей души. Между делом спросил о пути на юг: как, мол, лучше добираться? Да поинтересовался, не видали ли рыбаки в окрестных водах большой железный ковчег, якобы принесший несчастной Британии множество бед.
— В ковчеге полно варваров, сердца их не знают жалости, а души — Христа!
И ничуть не покривил против истины: ринувшиеся в Британию англы, саксы и прочие юты пока еще были народами дикими, языческими, погрязшими в невежестве и мраке.
— Погрязшие в невежестве и мраке, — с удовольствием повторил отец Бенедикт. — Вот уж воистину верно сказано!
Александр всплеснул руками:
— А как же еще про них и сказать, прости Господи?!
— В наших местах пока, слава богу, спокойно, — негромко произнес староста. — Воины проклятого Аттилы, слава заступнице святой Деве, пришли в южные земли и причинили там множество бед. Правда, я слыхал, от восхода солнца идут неведомые и страшные люди, как ты и сказал, любезнейший гость, не ведающие страха божьего. Хотя до наших краев они еще не добрались. Но многие видели в море корабли с носами в виде лошадиных и драконьих голов, с серыми парусами, с увешанными красными щитами бортами. Однако про железный ковчег никто ничего не слышал. Клянусь святым Михаилом, я впервые узнал от тебя про такое злосчастное чудо!
— Вот именно, что злосчастное. Ты, добрый человек, вели своим людям смотреть во все глаза. Да сей ковчег нельзя не заметить!
— Велю. — Староста озабоченно кивнул и посмотрел на священника. — Святой отец, пошли-ка причетника на колокольню. И обычные корабли варваров несут большое горе!
Отец Бенедикт, кивнув, зашагал к церкви, простившись с собеседниками до вечерней службы. Александр же был отведен к дому вдовицы Августины — убогой, вросшей глубоко в землю хижине на самом краю деревни, у дубовой рощи. Покосившаяся изгородь, двор с возившимися в грязи свиньями, чуть дальше небольшой огород — капуста, свекла, лук.
На большом, врытом в землю камне, как видно, обозначавшем межу, сидел мальчишка лет десяти-двенадцати, растрепанный, светло-рыжий, с хитрыми темно-синими глазами, одетый в тунику из мешковины, едва доходившую до колен.
— Салве, Агуций, — подойдя ближе, поздоровался староста. — Где же твоя матушка?
— Пошла в лес, — нехотя отозвался парнишка. — Сказала, староста позволил набрать хвороста, немного, пару вязанок.
— Всего одну вязанку! Одну! И она знает — за что. Поросята-то у вас еще не народились?
— Нет, вот-вот должны.
— Не забудьте принести двух на хозяйский двор. Ладно. — Староста поправил на голове остроконечную шапку из козьей шкуры. — Пойду, дела у меня. А это Александр, ваш постоялец. Матушка твоя про него знает. За то ей и хворост разрешено собрать.
— Александр?! — Мальчишка явно обрадовался, спрыгнул с камня, подбежал. — Ты и впрямь из Британии?
«Новости здесь разносятся быстро! — подумал молодой человек — Тут свой Интернет, называется «Одна бабка сказала», точнее, староста Герневий».
— Ты проходи в дом. — Грязный и шмыгающий носом парнишка схватил гостя за руку. — Скоро матушка придет, сготовит похлебку — у нас же теперь есть хворост! Сам Бог нам тебя послал, без тебя бы не дали хворосту. Эх, хорошо! Горячую похлебку поесть и свинье приятно, это ведь не какая-нибудь затируха, верно? А у вас в Британии любят похлебку? Наверное, часто едят, там у вас, говорят, леса много… Хм! Одет как ты чудно! А башмаки! Никогда не видел таких. Это что, настоящая воловья кожа?
— Воловья, — Саша бросил взгляд на свои кроссовки.
Идти в них, конечно, удобно, но больно уж приметные, хорошо бы сменить на что-нибудь общепринятое, скажем, на башмаки из лошадиной кожи. Джинсы ладно, серая, выпущенная поверх футболка за тунику сойдет, надо только подпоясать.
— Одежка у тебя чудная! А полотно-то тонкое. Это в Британии такое полотно ткут?! Я думал, только в Риме. Ах, какое полотно!
— Слушай, парень, хватит меня трогать, а? Особенно такими грязными руками. Ты вообще-то моешься? Ну хотя бы в море?
— Каждый день почти купаюсь. Только домой приду — и опять грязный! — радостно пояснил мальчишка. — Ну, заходи в дом, уважаемый! Чего тут на ветру стоять?
Уж лучше бы Александр постоял на ветру или посидел на камне, подождал вдовицу. Вошел и тут же едва не задохнулся от вони. Ну конечно, помещение для скота и уборная отделялись от жилого покоя лишь тонюсенькой плетеной перегородочкой.
Скудное убранство жилища больше напоминало тюрьму. Впрочем, молодой человек и не ждал иного. Скамья, стол, сундук, обложенный круглыми камнями очаг в середине. Едва проникающий сквозь слепые оконца свет. У очага на специальной глиняной подставочке — посуда, в основном деревянная: миски, ложки, кружки. И пара глиняных крынок. Да медный котел, любовно начищенный до нестерпимого блеска.
— Что, нравится? — Парнишка тут же перехватил взгляд. — Небось у вас, в Британии, таких нету? Да и у нас не в каждом доме сыщешь этакий котелок, покойный отец его раздобыл как-то, меня еще и на свете не было.
— Да уж. — Александр присвистнул с деланым восхищением. — Шикарная вещь! Прямо как чайное ситечко.
— Как что? Ты извини, Александр, но я твою речь понимаю не очень-то хорошо…
Гость расхохотался:
— Ну так и я твою! Латынь-то везде по-разному звучит. Ты что же, один у матушки?
— Сейчас один. — Агуций (так ведь его зовут?) угрюмо хмыкнул носом. — Раньше нас пятеро было. Я самый старший, да еще братец Амбрук, остальные — девки. Все померли: девки от лихорадки, брат со скалы свалился. Жалко, помощник бы был. Вот теперь с матушкой одни. Ничего, народ пропасть не даст. Да и свиньи, слава Господу, плодятся. Любишь небось свининку?