Герулы напряглись. Ежели готы побили их родичей (земля-то, вроде, герульская) выходит, вокруг уже не боевые друзья, а кровные враги?
Пришлось Коршунову с Черепановым собрать «старших офицеров» и строго напомнить всем о принесенной несколько лет назад клятве верности. Лично риксу Аласейе. Никаких племенных разборок! Они теперь — одно «племя»! А ежели возник раздор среди местных некультурных варваров, то он, Коршунов, клятвенно обещает оный раздор прекратить и передравшихся риксов замирить. Или — заслать к старине Вотану. И вообще, вспомните, парни, кто вы, а кто — они? На доспехи свои поглядите. Как, похоже на куртки из бычьей шкуры? Вот так-то.
После беседы все «романизированные» германцы враз повеселели и больше друг на друга зверьми не зыркали. Зато дружно иронизировали насчет «варварского» быта.
Так продолжалось почти три недели. А в начале четвертой передовые разъезды доложили о том, что впереди — отряд противника. И отряд этот движется к ним.
* * *
Бывшие легионеры Первого Германского привычно и быстро облачились в доспехи, выстроились на подходящей для драки поляне. Собрали легкие боевые машины, установили на флангах. Вторая когорта расчехлила луки. Словом, изготовились. Не то, чтобы для драки, скорее для «вразумления».
А вот и кавалерия. Кавалерия противника, разумеется.
Не так уж много: сотен пять. Даже издали видно: типичные варвары. Огромные, косматые. Пугающие.
Однако ни Черепанов, ни Коршунов, ни Агилмунд, восседавшие на мощных парфянских жеребцах во главе строя, почему-то не испугались.
Видимо, варвары тоже понимали, что грозного вида для победы маловато, и не спешили нападать. Но и «поднимать белый флаг» не торопились. Наоборот, излучали явную угрозу: копья опущены, щиты подняты…
— Может врезать им — в воспитательных целях? — предложил Коршунов.
— Не стоит их бить, Аласейа, — отозвался Агилмунд. — Это наши.
Как он ухитрился разглядеть это за полтысячи шагов, непонятно. Впрочем, у готов такие глаза — орел позавидует.
— В каком смысле — наши? — по-латыни спросил Черепанов.
— Гревтунги, — по-готски ответил Агилмунд. — Родичи.
От толпы вооруженных варваров отделился один. Проехал полпути и остановился. Даже издали было видно, сколько на нем золота. Так на солнце и сверкало.
Агилмунд двинулся было вперед…
— Стой! — приказал Алексей. — Я — старший. Я поеду.
И послал жеребца навстречу варвару.
Встретились. Вождь гревтунгов был огромен. Конь под ним (обычный, местный) казался осликом. Тяжелый, рогатый, золоченый шлем закрывал половину лица. Но судя по негустой бородке, предводитель варваров был очень молод. И он улыбался. Широко и искренне. Даже глаза в прорезях шлема так и искрились.
— Кто ты? — спросил удивленный Коршунов.
Вместо ответа варварский рикс снял шлем.
— Книва!?
— Аласейа! — у бывшего мальчишки прорезался могучий гулкий бас. От такого стаканы лопаются.
Они одновременно спрыгнули наземь и обнялись.
— Раньше ты был повыше! — пробасил Книва в макушку Алексея.
— Жизнь пригнула! — засмеялся Алексей.
Отодвинулись и посмотрели друг на друга. Засмеялись. Обнялись еще раз.
Потом Книва обернулся и проревел:
— Это свои!
Толпа варваров сразу потеряла угрожающий вид. Щиты и копья опустились. Гревтунги двинулись вперед, но не быстро, а так, легким шагом.
— Пойдем к нашим, — сказал Коршунов. — Найдутся и другие, кто будет тебе рад!
Несколько минут — и оба войска перемешались. Тут было довольно родичей и все они хотели обменяться новостями, похвастать победами.
— Брат! — Агилмунд и Книва крепко обнялись. Сразу стало заметно, что младший брат перерос старшего.
Потом пришла очередь Сигисбарна.
— Как батюшка с матушкой?
Книва враз помрачнел.
— После расскажу, — произнес он. — А это кто? — Он кивнул на стоявшего поодаль Черепанова.
— А ты не узнал? — улыбнулся Коршунов.
Книва пригляделся:
— Гееннах!
И с чисто варварской непринужденностью сгреб Черепанова в охапку. Тот, впрочем, в долгу не остался. Стиснул так, что у молодого вождя гревтунгов ребра затрещали.
— А ты могуч, Гееннах! — с уважением признал Книва, когда они разомкнули объятья.
— А не устроить ли нам небольшой пир? — предложил Алексей. — Я сейчас велю…
— Нет уж! — перебил Книва. — Вы на моей земле! Неужели у меня не найдется, чем приветить родичей?
— Такую прорву? — усомнился Коршунов.
— Здесь рядом — одно из моих сел, — сказал Книва. — И до моего главного бурга тоже рукой подать. Если прямо сейчас выступим, к вечеру будем. А я уж пошлю гонца вперед, чтоб всё приготовили. Согласны?
Коршунов поглядел на Генку. Тот кивнул: поехали.
Надо же: «мой главный бург», «моя земля»… А куда подевались обитавшие здесь недавно герулы?
— Герулы ушли, — лаконично сообщил Книва, не вдаваясь в подробности.
Чтоб не дышать пылью, которую поднимали перемешавшиеся армии, вся командирская группа двигалась впереди. Куршунов, Черепанов, Агилмунд, Скулди, Ахвизра и пристроившийся к ним Сигисбарн. Последнему, не входившему в список «высших офицеров» легиона, такая компания была вроде не по чину, однако здесь — готская земля и законы родства тут выше, чем легионерская табель о рангах. Разъездов больше не высылали.
— Лишнее, — жестко уронил Книва. — Тут всё мое.
Первым взялся рассказывать Книва.
Рассказ его был невесел.
— Хочу повиниться перед вами, родичи: не уберег я батюшку нашего Фретилу! И сына твоего, Аласейа, не уберег. И жену твою Рагнасвинту…
А дело было так. Рикс Одохар решил объединить под своим крылом всех гревтунгов.
И преуспел.
Не вникая в подробности, можно сказать, что Одохар раздвинул пределы своих владений раз в десять.
Он заключил союз с герулами (в котором был старшим), он ходил в походы на гепидов и аланов, многих побил, кого не побил, тех сделал союзниками.
О своем участии в этом победоносном движении Книва не особо распространялся, однако по косвенным признакам становилось ясно, что он был правой рукой Одохара и, через своего отца, — крепкой связью с остальными родами гревтунгов.
Всё шло хорошо, но — пришла беда. И пришла, откуда не ждали.
Рикс дальних гепидов Фастида, также добывший немалую славу, покоривший множество племен и отмеченный великой удачей, прослышал о победах Одохара, объединившего под своей рукой всех готов, позавидовал ему и послал гонцов с оскорбительными требованиями: либо отдаться вместе со своими землями под его, Фастиды, руку, либо готовиться в битве и смерти.