День уже померк, и ее удивило, что в коттедже нигде не было света, кроме бледно-голубого свечения от телевизора. Ее слегка удивило и то, что Уэйн не стоял в окне, глядя на нее.
Но потом она его услышала.
— Мама, — прокричал он. Через шлем его голос казался приглушенным, доносящимся издалека.
Она опустила голову. Он был в порядке.
— Я иду, — устало откликнулась она.
Она почти добралась до подъездной дороги, когда услышала автомобиль на холостом ходу. Она подняла глаза. Сквозь туман светили фары. Автомобиль, которому они принадлежали, стоял у обочины дороги, но начал подниматься на асфальт, как только она его увидела.
Вик стояла и смотрела на него, и когда автомобиль подался вперед, раздвигая туман, она не могла бы сказать, что чересчур удивлена. Она отправила его в тюрьму, она читала его некролог, но на протяжении всей ее взрослой жизни какая-то часть ее ждала новой встречи с Чарли Мэнксом и его «Роллс-Ройсом».
«Призрак» выскользнул из тумана, черные сани, прорывающиеся сквозь облако и тащащие за собой хвост декабрьской изморози. Декабрьская изморозь в начале июля. Клубящийся белый дым взвился кверху, открывая номерной знак, старый, покрытый вмятинами, изъеденный ржавчиной: NOS4A2.
Вик выпустила мотоцикл, и тот со страшным грохотом упал наземь. Зеркало на левой рукоятке руля рассыпалось красивыми брызгами серебристых осколков.
Она повернулась и побежала.
Изгородь была слева от нее, и она достигла ее через два шага и прыгнула на нее. Она влезла на верхнюю перекладину, когда услышала, как автомобиль взбирается на насыпь позади нее, и успела спрыгнуть, приземлиться на лужайку и сделать еще один шаг, прежде чем «Призрак» протаранил изгородь у нее за спиной.
Бревно, фыр-фыр-фыр, прокрутилось в воздухе, словно винт вертолета, и ударило ее по плечам. Сбитая с ног и брошенная за край мира, она упала в бездонную пропасть, упала в холодный клубящийся дым, которому не было конца.
* * *
«Призрак» врезался в изгородь из ошкуренных жердей, и Уэйна сбросило с заднего сиденья на пол. Зубы у него лязгнули, резко ударившись друг о друга.
Бревна трещали и разлетались. Одно из них издало колотящий звук, барабаня по капоту. Уэйну показалось, что это был звук от удара автомобиля по телу матери, и он начал кричать.
Мэнкс рывком остановил машину и повернулся на сиденье к Человеку в Противогазе.
— Я не хочу, чтобы он смотрел на все это, — сказал Мэнкс. — Увидеть, как твоя собака умирает на дороге, — это и так достойно сожаления. Усыпи его, Бинг, хорошо? Всякому видно, что он на пределе.
— Я должен помочь вам с женщиной.
— Спасибо, Бинг. Это очень заботливо. Нет, она полностью в моих руках.
Машина качнулась, когда мужчины выбрались наружу.
Уэйн с трудом поднялся на колени, задрал голову, чтобы посмотреть поверх переднего сиденья, через окно и во двор.
Чарли Мэнкс с серебряным молотком в руке обходил переднюю часть автомобиля. Мать Уэйна лежала на траве среди разбросанных бревен.
Открылась задняя левая дверь, и Человек в Противогазе уселся рядом с Уэйном. Уэйн метнулся вправо, пытаясь добраться до другой двери, но Человек в Противогазе поймал его за руку и подтащил к себе.
В одной руке у него был маленький синий аэрозольный баллон. Сбоку на нем значилось ПРЯНИЧНЫЙ АРОМАТ ОСВЕЖИТЕЛЬ ВОЗДУХА, а ниже изображалась женщина, вынимающая из духовки противень с пряничными человечками.
— Рассказать тебе, что это за газ? — сказал Человек в Противогазе. — Хоть здесь и написано «Пряничный аромат», на самом деле он пахнет сном. Пшикнуть им тебе в рот — и он свалит тебя до следующей среды.
— Нет, — крикнул Уэйн. — Не надо.
Он трепыхался, как птица, одно крыло у которой прибито к доске. Он никуда не летел.
— Ну и не буду, — сказал Противогаз. — Ты укусил меня, дерьмо ты этакое. Откуда тебе знать, может, у меня СПИД? А теперь и у тебя. У тебя теперь полный рот моего СПИДа.
Уэйн смотрел поверх переднего сиденья, через лобовое стекло, во двор. Мэнкс расхаживал вокруг его матери, которая по-прежнему не шевелилась.
— Мне полагается укусить тебя в ответ, сам знаешь, — сказал Человек в Противогазе. — Полагается укусить тебя дважды, один раз за тебя самого, а другой — за твоего грязного пса. Я могу укусить тебя в твое хорошенькое личико. У тебя личико как у хорошенькой девочки, но оно не было бы таким хорошеньким, если бы я откусил тебе щеку и выплюнул ее на пол. Но вместо этого мы будем просто здесь посиживать. Просто посиживать и смотреть представление. Ты увидишь, что мистер Мэнкс делает с грязными шлюхами, которые говорят грязную ложь. И когда он с ней закончит… когда он с ней закончит, настанет моя очередь. А я и вполовину не такой добрый, как мистер Мэнкс.
Его мать шевелила правой рукой, то собирая пальцы чуть ли не в кулак, то распрямляя их. Уэйн почувствовал, как внутри у него что-то разжалось. Словно кто-то стоял у него на груди и только что сошел, впервые за невесть сколько времени дав ему возможность вдохнуть полной грудью. Не умерла. Не умерла. Она не умерла.
Она осторожно водила рукой назад и вперед, словно нащупывая в траве что-то, что обронила. Шевельнула правой ногой, согнув ее в колене. Похоже, она хотела попробовать встать.
Мэнкс склонился над ней с этим своим огромным серебряным молотком, поднял его и опустил. Уэйн никогда прежде не слышал, как ломаются кости. Мэнкс ударил ее в левое плечо, и Уэйн услышал, как оно щелкнуло, как сучок, взрывающийся в костре. Сила удара снова бросила ее ничком наземь.
Он закричал. Он кричал во весь объем легких, закрыв глаза и опустив голову…
…а Человек в Противогазе схватил его за волосы и дернул, снова поднимая ему голову. Что-то металлическое расквасило Уэйну рот. Человек в Противогазе ударил его по лицу баллончиком ПРЯНИЧНОГО АРОМАТА.
— А ну открывай глаза! И смотри, — сказал Человек в Противогазе.
Мать Уэйна двигала правой рукой, пытаясь подняться, отползти, и Мэнкс снова ее ударил. Ее позвоночник разбился с таким звуком, будто кто-то прыгнул на стопку фарфоровых тарелок.
— Будь внимательнее, — сказал Человек в Противогазе. Он дышал так часто и глубоко, что внутренняя сторона его противогаза запотевала. — Как раз подбираемся к самому лучшему.
* * *
Вик плыла.
Она была под водой, она была в озере. Она опустилась почти до самого дна, где мир был темным и медленным. Вик не чувствовала потребности в воздухе, не осознавала, что затаила дыхание. Она всегда любила нырять в глубину, в неподвижные, безмолвные, затененные обиталища рыб.
Вик могла бы остаться под водой навсегда, готова была стать форелью, но Уэйн звал ее из того мира, что на поверхности. Его голос доносился издалека, но она все равно слышала в нем настойчивость, слышала, что он не просто кричал, но вопил. Потребовалось усилие, чтобы оттолкнуться и поплыть к поверхности. Руки и ноги у нее не хотели шевелиться. Она попыталась сосредоточиться только на одной руке, проводя ею по воде. Она сжимала пальцы. Разжимала их. Сжимала снова.