– Ты глупец вдвойне, – разозлился Гаумата, – ибо не просто разболтал о подземном выходе из крепости, но и растолковал Атоссе, как его найти.
– Прости, брат, – сокрушался Смердис. – Не понимаю, как это получилось. Наверное, Атосса околдовала меня.
– Атосса не околдовала, а одурачила всех нас! – Гаумата в ярости сжал кулаки. – Что нам теперь делать, а? Как выпутываться из всего этого? Может, Атосса и нас с тобой вознамерилась спровадить в царство мертвых?
– Нет, не верю, – замотал головой Смердис. – Атосса любит меня.
– Вынужден огорчить тебя, брат, – возразил Гаумата. – Она любит только власть.
У братьев-мидийцев оставался один выход: приперев Атоссу к стенке, заставить ее сознаться в содеянном злодеянии, а заодно выведать ее дальнейшие планы.
– Если Атосса вздумает помыкать нами, ее придется убить, – хладнокровно произнес Гаумата.
– Как… убить? – Смердис испугался.
– Мечом, – отрезал Гаумата и прикрикнул на брата: – Одевайся, чего расселся! Ах да, ты же царь!..
Гаумата распахнул двери и громко позвал слуг.
* * *
Дворец индийских царей представлял собой огромный комплекс из нескольких каменных зданий, вознесенных на искусственной террасе, благодаря которой древние строители смогли сгладить все неровности каменистого плоскогорья. Сначала здесь возвел дворец царь Дейок из племени магов. Он многое сделал для объединения индийских племен в единое государство. Но потом пришли ассирийцы и разрушили дворец Дейока, опустошив и основанный им город. После смерти Дейока Экбатаны пришли в запустение.
Царь Каштарити, праправнук Дейока, заново отстроил Экбатаны, выстроил новый более обширный дворец и повелел обнести его семью рядами стен, которые возвышались одна над другой на склонах холма. Зубцы этих стен были окрашены в семь разных цветов: у первой, наружной, стены зубцы были белые; у второй – черные, как уголь; у третьей – красные, будто маки; у четвертой – голубые, как небеса; у пятой – цвета сурика; у шестой – серебристые. Зубцы же седьмой, внутренней, стены сверкали золотом.
Ассирийцы еще не раз вторгались в долину Экбатан и сжигали город, но акрополь, укрепленный семью стенами, им так и не удалось взять ни разу.
Каштарити в конце концов удалось завершить то, чего не смог до конца осуществить его прапрадед Дейок. Он объединил разрозненные мидийские племена и создал сильное войско. С этим войском Каштарити разбил ассирийцев и навсегда избавил Мидию от ассирийского ига. Сын Каштарити, царь Киаксар, в союзе с вавилонянами довершил разгром Ассирийской державы. Желая подчеркнуть свое величие, Киаксар руками пленных ассирийских мастеровкаменотесов рядом с отцовским дворцом возвел другой, еще более обширный и великолепный. Здесь же была построена царская сокровищница, которую Киаксар после всех своих походов доверху набил золотом.
Сын Киаксара, Астиаг, тоже построил свой дворец, дабы хоть в чем-то сравниться со своим прославленным и непобедимым отцом. Однако в войнах царь Астиаг был не столь удачлив, поэтому воевал он мало.
Дворец Астиага представлял собой портал, изогнутый под прямым углом, одним концом он примыкал к дворцу Киаксара, а другим выходил к крепостной стене. От старого дворца Каштарити дворец Астиага был отделен большим квадратным двором – перистилем. Царский гарем располагался в тесных залах дворца Каштарити, а покои царя – во дворце Астиага, более светлом и просторном. Во дворце Киаксара, занимавшем добрую половину акрополя Экбатан, находились залы для торжественных церемоний, а также помещения для царских чиновников, занятых каждодневной рутинной работой над донесениями, письмами и царскими указами. Там же находились казармы царской гвардии и конюшни.
Отправляясь в покои Атоссы, Гауиата и Сиердис вооружились акинаками и взяли с собою добрый десяток телохранителей, выбрав их из числа кадусиев. Гаумата, опасаясь, как бы Атосса не сбежала, повелел дворцовой страже перекрыть все выходы из дворца.
– При желании Атосса может спрятаться и во дворце, – сказал Смердис.
– Во дворце мы ее все равно отыщем, а вот за пределами дворца это будет сделать гораздо труднее, – заметил Гаумата.
Но Атосса вовсе и не думала убегать и прятаться, это было не в ее характере. Она не стала отпираться и сразу призналась, что это ее происками были лишены жизни и Вашти, и Бардия.
Когда Гаумата спросил Атоссу, что же толкнуло ее на такое злодеяние, в ответ они услышали из ее уст следующую гневную исповедь:
– Мне надоело быть игрушкой в руках мужчин. Надоело терпеть мужские капризы и издевательства! Сначала Камбиз надругался надо иной, теша свою необъятную похоть. Причем никто из знати не вступился за меня, ни один царский судья не упрекнул Камбиза в кровосмешении и нарушении обычаев. Более того, старейшины выдумали удобную отговорку, дабы соблюсти свое лицо и не прогневать вспыльчивого Камбиза. Поскольку царю дозволено все, стало быть он имеет право и лишать девственности родных сестер. Что в этом такого? Ведь у мидян, наших соседей, с давних пор мать прелюбодействует с собственным сыном, отец – с дочерью, брат – с сестрой. И они полагают, что такой брак якобы угоден богам. Никто не вспомнил тогда, что позорный этот обычай распространен не среди всех мидян, он существует в племени магов.
Когда я поняла, что мужчины всегда найдут отговорку, дабы оправдать свои низменные побуждения, а также собственную беспомощность и трусость; когда мне с очевидной ясностью показали, что меня ожидает в случае моего сопротивления, – вот тогда-то я и решила для себя, что в дальнейшем стану обращаться с мужчинами так, как они того заслуживают. Бардия вздумал подшутить надо мной, сведя меня на ложе со Смердисом, за это я лишила его жизни. И не жалею об этом.
– А чем тебе помешала Вашти? – мрачно спросил Гаумата.
– Вашти с лёгкостью могла отличить Смердиса от Бардии, – ответила Атосса. – Только этого мне не хватало!
– Ты что же, хочешь, чтобы Смердис правил вместо Бардии? – ужаснулся Гаумата. – Да ты в своем уме?!
– А ничего другого и не остается, – холодно ответствовала Атосса. – Стоит открыть правду, и вас обоих ждет казнь. Если мидийцы еще смогут как-то поверить в вашу непричастность к гибели Бардии, то уж персы ни за что не поверят этому. Напротив, это вызовет только их гнев: будто бы вы, как дальние родичи последнего мидийского царя, вознамерились возродить мидийское царство. Вот о чем они подумают. И уж тем более никто не поверит, что в смерти Бардии повинна я.
Смердис и Гаумата молча переглянулись, сознавая убийственную правоту Атоссы.
– Все обойдется, если вы оба станете слушаться меня, – продолжила Атосса, не давая братьям возможности опомниться. – Пармиса, дочь Бардии, уже видела Смердиса и признала в нем отца. Все слуги и евнухи Бардии тоже принимают Смердиса за моего брата. Знать, которая может видеть царя лишь на расстоянии, и подавно ни о чем не догадается.