– Подойди ближе, Багапат, – приказал Дарий.
Евнух робко приблизился, не смея взглянуть на царя.
– Еще ближе, – сказал Дарий.
Евнух сделал еще один шаг.
Вытянув руку, Дарий рывком притянул Багапата вплотную к себе и угрожающе прошипел ему в ухо:
– Если ты сейчас же не улыбнешься, Багапат, я прикажу посадить тебя на кол! Что там накаркали тебе эти жрецы?
– О повелитель! – зашептал Багапат, втянув голову в плечи. – Боги предвещают тебе поражение.
Дарий вскочил с кресла, отшвырнув евнуха в сторону.
– Ах так?.. – с мрачным раздражением промолвил Дарий, сдвинув брови.
В гнетущей тишине, ожидая самого худшего, царская свита взирала на Дария, не обращая внимания на Багапата, который на четвереньках уползал к кучке евнухов, стоявших позади кресел.
– Боги предвещают мне победу! – воскликнул Дарий уже иным голосом, громко и радостно. – Аспатин, пусть войско узнает об этом.
Аспатин вскочил на коня и помчался туда, где стояли три царских лучника. То были сигнальщики. Повинуясь приказу Аспатина, лучники подняли луки над головой и выпустили в синее небо три красные стрелы с прикрепленными к оперениям длинными красными лентами.
Тысячи персов, конных и пеших, увидев взмывшие ввысь стрелы с развевающимися по ветру лентами, подняли торжествующий крик. То был понятный каждому воину сигнал благих предзнаменований.
В следующий миг боевые трубы с обеих сторон взревели, загрохотали огромные кожаные литавры. Тучи стрел со свистом взмыли в воздух.
Сражение началось.
Персидская конница, расплескав мелководную речушку, устремилась навстречу другой конной лавине, над которой покачивались мидийские знамена в виде медной фигурки всадника в ореоле из орлиных перьев. Оглушительный боевой клич реял над всем этим скопищем вооруженных людей, готовых колоть, рубить и кромсать.
Поднявшись на холм, Дарий смотрел, как персидская пехота выдвигается к самому берегу реки, чтобы поддержать свою конницу. Лучники непрерывно пускали стрелы, целясь поверх голов идущих перед ними щитоносцев, одновременно стараясь не зацепить удаляющихся все дальше персидских конников.
Вскоре топот многих тысяч копыт сменился звоном мечей, ржанием раненых лошадей и криками сражающихся воинов. Поднятая пыль желтым облаком окутывала иесто, где сшиблись две конные рати.
– А ведь ты солгал, царь, – сказал Аспатин, подойдя к Дарию сзади. – Жертвы были неблагоприятны для нас.
Дарий резко обернулся.
– Бывает истина во зло, а ложь во благо, – жестко вымолвил он.
– Государь, но ты же видел, с какими лицами разошлись военачальники к своим отрядам, – осуждающим тоном продолжал Аспатин. – Каждого из них одолевало сомнение в правдивости твоих слов. Можно обмануть людей, но нельзя обмануть богов. И богам нельзя прекословить!
– Ты еще напомни мне какую-нибудь из Гат [73] , – огрызнулся Дарий, сверкнув глазами. – Что мне оставалось делать? Только не хватало упадка духа в нашем войске пред лицом столь сильного врага!
– Можно было выждать день-другой, – упорствовал Аспатин. – Я уверен, жрецы сумели бы умилостивить богов.
– А Фравартиш тем временем ушел бы обратно в горы, – сердито сказал Дарий. – Весь мой замысел строился на том, чтобы выманить Фравартиша на равнину и покончить с ним в одной решительной битве. Я добился своего и не намерен отступать, даже если сам Митра прикажет мне это.
– Но, повелитель…
– Замолчи, Аспатин! Я буду царем, если разобью Фравартиша. Пойми это.
– Боюсь, это невозможно, царь. На стороне Фравартиша Митра и Вэрэтрагна.
– А на моей стороне Воху-Мана [74] , ибо лгал я с благими намерениями. Когда-то Воху-Мана привел Зороастра к Ахурамазде, так и ныне он приведет меня к победе.
Аспатин тяжело вздохнул и не прибавил больше ни слова.
Дарий же ободряюще похлопал его по плечу.
Толпы пеших мидян с криками устремились к персидскому стану, но путь им преградили персидские щитоносцы и лучники.
Мидяне и персы сошлись с треском ломающихся копий, с грохотом сталкивающихся щитов. Крики атакующих поглотил все нарастающий шум битвы. Яростное буйство заостренного металла в руках сражающихся людей звучало как грозная мелодия боя, разливающаяся над равниной и над ближними холмами. Скопище воинов было подобно людскому муравейнику.
Дарию с его возвышения было видно, что мидяне все больше теснят персов, сталкивая их в реку. Вниз по течению поплыли бездыханные тела. Мидяне напирали, выставив вперед копья. Персы храбро отбивались мечами и топорами, метали дротики. И вот уже мидяне и персы бились друг с другом по пояс в воде.
Сражение перекинулось на другой берег реки.
Кое-где персы уже побежали к своему стану, не в силах превозмочь неудержимый напор врага. Им вдогонку летели мидийские стрелы.
Там, где сражалась конница, тоже наметился перелом. Персидские конники отрядами и в одиночку постепенно откатывались обратно к реке. Но многие из персов еще продолжали сражаться, сдерживая натиск мидийской конницы.
Дарий увидел знамя Интаферна в самой гуще мидян, его кармании были полностью окружены врагами, но не думали отступать. На подмогу к Интаферну пробивались паретакены на своих огромных каурых конях. Средь блеска звенящих клинков и островерхих шлемов было видно, как метался из стороны в сторону личный штандарт Тахмаспады – бронзовый круг на древке с расходящимися внутри него солнечными лучами.
Неподалеку от паретаков сражались с мидянами киссии, во главе которых стоял Мегабиз. Знамя Мегабиза с распростертыми соколиными крыльями гордо реяло над взбаламученным морем поднятых мечей и копий, медных и бронзовых шлемов, военных значков и вздыбленных лошадей.
Аспатин тронул Дария за локоть:
– Государь, к тебе с сообщением Гидарн.
Дарий раздраженно обернулся:
– С каких это пор сатрапы приносят сообщения сами? Где он?
Аспатин посторонился.
И Дарий увидел внизу, у подошвы холма, Гидарна.
Судя по изорванному плащу и помятому панцирю, Гидарн успел побывать в самом пекле битвы и вынес оттуда самые безрадостные впечатления. Это было видно по его лицу, покрытому потом.
Дарий проворно сбежал вниз с вершины холма и обратился к склонившемуся в поклоне Гидарну:
– Что за вести у тебя, Гидарн? Наверняка невеселые, а?