Бардия хотел было запечатлеть на щеке сестры прощальный поцелуй, но Атосса уклонилась от лобзания брата и удалилась с гордо поднятой головой.
Глядя на прямой стан удаляющейся Атоссы, на ее гибкую талию и широкие покачивающиеся бедра, Бардия невольно подумал: «Не будь ты моей сестрой, Атосса, я с удовольствием бы вкусил твоих прелестей на ложе любви!»
В тронном зале древнего дворца мидийских царей сегодня было многолюдно.
Из узких окон под самым потолком меж массивными каменными колоннами лились яркие потоки солнечных лучей. Под этим ослепительным дождем полуденного света вспыхивали и переливались россыпи драгоценных камней на богатых одеждах множества знатных гостей, толпившихся в ожидании выхода царя. Здесь были представители родовой знати из всех двенадцати персидских племен и из шести племен мидийского народа.
Персы были немного смущены тем, что дворцовая стража сплошь состоит из мидян и кадусиев, а конные телохранители Бардии, встречавшие всех приглашенных на широкой дворцовой площади, были в основном бактрийцами. Жрецы, освящавшие молитвами и жертвоприношениями столь торжественное собрание, опять-таки были из аддийского племени магов.
– Одно лишь утешает, что хотя бы часть евнухов в этом дворце – персы, – усмехнулся Гистасп, переглянувшись со своим другом Интаферном.
– Слишком слабое утешение, – негромко обронил Интаферн.
Наконец глашатай возвестил о выходе царя. По огромному заду будто прокатилась волна, это многие сотни вельмож все как один опустились на колени, коснувшись лбом гладких мраморных плит, которыми был вымощен пол.
Бардия вступил в тронный зал, облаченный в длинный царский кандий [25] пурпурного цвета с вышитым на груди золотыми нитками изображением солнца. Высокий стоячий воротник кандия и широкие рукава были обшиты жемчугом. На ногах царя были сафьяновые башмаки красного цвета, на голове – высокая тиара из белого мягкого войлока. Тиара была повязана фиолетовой лентой, длинные концы которой свешивались на спину.
Царя сопровождала свита из гладколицых евнухов, дворцовых служителей и мальчиков-слуг. Все это шествие замыкали плечистые телохранители с короткими копьями в руках. Только в этот миг, глядя на раболепное приветствие первых людей Персидского царства, Бардия до конца уверовал в то, что стал повелителем гигантского наследия, созданного его воинственным отцом и жестоким братом.
Когда царь уселся на трон, к которому вели устланные коврами ступени, огромная толпа, блистающая золотом украшений, поднялась с колен. Наступила самая торжественная минута.
Сейчас Бардия должен объявить о новом распределении государственных должностей и о составе своей ближайшей свиты.
Глашатай зычным голосом повторял сказанное царем, выкликая имена персидских и индийских вельмож. Кто-то назначался сатрапом, кто-то – царским судьей, кто-то – хранителем царских сокровищ… Рядом с царским троном стоял писец с папирусным свитком в руках, на котором был составленный вчера вечером список людей, облеченных царским доверием. Поскольку Бардия читать не умел, писец тихо, но внятно говорил царю имена и должности по списку, Бардия же повторял за ним – уже специально для глашатая, который стоял у подножия трона.
Услышав произнесенное глашатаем имя, всякий удостоившийся назначения либо оставленный царем в прежней должности приближался к трону, отвешивал почтительный поклон, получал царский поцелуй и возвращался в зал на свое место. Процедура длилась более двух часов, покуда глашатай не закончил выкрикивать все имена и назначения.
Затем царь, опять-таки устами глашатая, объявил, как он намерен управлять царством – чем несказанно изумил большинство людей, собравшихся в зале. Столь необычное царское обращение к своим подданным в этих стенах еще не звучало.
Бардия заявил, что намерен распустить половину войска, поскольку в ближайшие три года не собирается ни с кем воевать. Царь прощает недоимки за все прошлые годы, а все угодившие в долговое рабство вновь обретают свободу. Произвольные поборы сатрапов и царских сборщиков налогов отныне заменялись упорядоченной системой выплат дани в царскую казну каждым городом и селением. Были перечислены льготы тем, кто получил телесное увечье на войне или на общественных работах, женщинам, потерявшим мужей либо всех сыновей, работникам царских усадеб и земледельцам, проживающим на священных участках. Сатрапы и чиновники, обвиненные в вымогательствах, подлежали царскому суду в присутствии обвинителей. И в довершение всего было объявлено, что все население Персидского царства освобождается от податей на три года.
На этом торжественный церемониал был закончен.
Царь поднялся с трона и удалился вместе со свитой, которая заметно увеличилась за счет тех вельмож, что получили придворные должности.
Остальные подавленно молчали.
* * *
Вечером того же дня был устроен пир, приглашено было более трехсот гостей. Однако особого веселья не получилось, несмотря на все старания музыкантов, танцовщиц и акробатов. Вино пьянило, но не радовало душу многих пирующих, пребывавших в удрученном состоянии духа после тронной речи царя. Одни осушали заздравные чаши лишь из вежливости, другие и вовсе не притрагивались к вину.
Гости недовольно перешептывались:
– Ты слышал, Отана, в ближайшие три года не будет ни войн, ни походов. Так что можешь колоть дрова своей боевой секирой…
– С таким «добреньким» царем персы вообще разучатся владеть оружием!
– Клянусь Митрой, не ожидал я услышать такое из уст Бардии.
– О, если бы Кир услышал речь своего сына!..
– Вот и подумаешь теперь, стоило ли убивать Камбиза…
– Тише, Интаферн. Попридержи-ка язык!
Находившийся неподалеку Каргуш расслышал реплику подвыпившего Интаферна и сразу узнал того, кто старался заткнуть тому рот. Это был знатный перс Мегабиз. До самого конца шумного застолья внимание Каргуша было приковано к этим двоим.
Арсам, хоть и был в числе приглашенных, но, возмущенный тронной речью Бардии, предпочел дворцовому пиршеству скромный ужин в доме своего друга, у которого он остановился, приехав в Экбатаны. Гистасп же счел неблагоразумным пренебрегать царским приглашением, тем более что милостью Бардии он был назначен сатрапом Парфии и Гиркании. Значит, Бардия доверяет ему. Парфия и Гиркания как раз граничат с Мидией и землями кадусиев.
На пиру Гистасп сидел за одним столом с Отаной и Гобрием.
Гобрия оставили наместником Вавилонии. Отана из начальника конницы возвысился до сатрапа, ему Бардия доверил богатую провинцию – Сузиану.
Гистасп даже пошутил по этому поводу:
– Полагаю, друг Отана, своим назначением ты обязан красивым очам Фейдимы, которая досталась Бардии вместе с гаремом Камбиза. Ни для кого не секрет, что твоя дочь – самый прекрасный цветок в царском гареме.