Волыняне в какие-то несколько минут были смяты и рассеяны, их знамена были повалены, сотники и воеводы были разбросаны, как щепки, в нахлынувшем вихре несущихся галопом половцев. Многие половецкие конники были без оружия, многие были изранены, круглые щиты степняков были утыканы татарскими стрелами.
На Даниила едва не налетел хан Котян на сером в яблоках коне, с которого клочьями летела пена от бешеной скачки. Загнанный жеребец хрипел и грыз удила. Котян был без шлема и без щита, его левая щека была рассечена ударом сабли так, что через разрез был виден верхний ряд зубов. Кровь залила хану усы и бороду, в крови был его панцирь. Желтые волосы Котяна растрепал ветер, отчего у него был немного дикий вид.
— Что случилось? — крикнул хану Даниил. — Где мунгалы?
Котян выплюнул изо рта кровавую пену.
— Худо, князь! Совсем худо! — с трудом проговорил он, прижав ладонь к пораненной щеке. — Мунгалы разбили нас! Скоро мунгалы будут здесь! Их очень много, как саранчи!
— Где Тааз? Где Кутеск? — вопрошал изумленный Даниил. — Где Ярун?
— Тааз убит. И Кутеск убит! — ответил Котян, кривясь от боли. — Яруна я не видел, но мои батыры видели его коня с пустым седлом. Спасайся, князь! Отступай к дружине Мстислава Удатного!
— А где Алтуш? Где Каталей?.. — опять спросил Даниил, не веря своим ушам. — Они-то где?
— Убиты оба! — резко бросил Котян и, стегнув коня плетью, помчался дальше, мгновенно затерявшись в стремительном потоке бегущей половецкой конницы.
Половцы промчались, одолев очередной подъем и скрывшись за его гребнем.
— А вон и мунгалы! — воскликнул Зикора и указал рукой туда, откуда только что появились разбитые половецкие отряды.
Татарская конница стремительно надвигалась с востока, растекаясь по плоской вершине возвышенности и быстрыми ручейками стекая по склонам. Ветер разносил над степью боевой клич мунгалов: «Кху!.. Кху!.. Уррагх!..»
Подле Даниила оказалось всего полторы сотни дружинников, остальные были увлечены потоком бегущих половцев далеко назад либо раскиданы по равнине небольшими группами. Даниил приказал трубить в боевой рог, сзывая своих гридней к своему стягу, который был далеко виден над степью, озаренной яркими лучами солнца.
Позади расстроенного волынского полка тоже гудели боевые трубы — это Мстислав Удатный собирал в кулак галицкую дружину, которую бегущие половцы рассеяли по всему склону холма. В столь же плачевном положении оказался полк луцкого князя и его племянников, шедший сразу за галичанами. Воинов Мстислава Немого обезумевшие от страха половцы увлекли за собой, смешав их боевые порядки. Смоляне, только-только взошедшие на гребень холма, тоже угодили под бешеный наплыв разбитой половецкой орды. Владимир Рюрикович успел выстроить свою дружину в круг. Таким образом смоленский полк стал похож на неприступный островок, оказавшийся на пути бурного потока степняков, искавших спасения в бегстве.
Шедшую рядом со смолянами дружину каневского князя бегущие половцы сбили с вершины холма и повлекли за собой, как весеннее половодье сносит с подмытого берега бревна и сухие коряги. Когда половцы умчались, воины каневского князя оказались за холмом вдалеке от смоленской дружины. Они медленно стягивались к знамени своего князя, не видя из-за холма надвигавшуюся татарскую орду.
— Пресвятая Богородица! Что там творится! — горестно восклицал гридничий Прошута, глядя на расстроенные русские полки. — Степняки проклятые! Сдурели они, что ли?!
К стягу волынского князя успели добраться не более полусотни его дружинников. Остальные волыняне были застигнуты татарами на степном просторе раздробленными на множество мелких групп. Кто-то из волынян храбро отбивался, оказавшись в полном вражеском окружении, кто-то поворачивал коня и мчался к галицкому и луцкому полкам.
Отряд Даниила встретил натиск татар в плотном строю. Татары мигом окружили маленькую дружину волынского князя со всех сторон. Длинные черные стрелы дождем посыпались на воинов Даниила. Несколько сотен мунгалов на низкорослых длинногривых лошадях кружили вокруг остатков волынского полка, а многие тысячи татар мчались дальше, разворачиваясь для удара по идущим за волынянами конным ратям галичан, лучан и смолян.
Даниил, неожиданно превратившийся из хищника в добычу, рассвирепел и повел своих гридней в отчаянную атаку.
— Пусть суждено нам лечь тут костьми, зато порубим нехристей, сколько сможем! — крикнул Даниил своим зычным голосом, давая шпоры коню.
Волыняне врубились в самую гущу татар, и закипела неравная битва. Удары мечей, конское ржание, крики и стоны сливались в единый гул. В щит Даниила вонзилось четыре стрелы, одна стрела угодила ему прямо в лоб, но отскочила от защитной металлической перемычки, спускающейся на переносицу. Даниил рубил врагов с такой яростью, что впопыхах зарубил и несколько татарских лошадей, подвернувшихся под его горячую руку. Татары набрасывали на Даниила волосяные арканы, желая взять его в плен, но он рвал их, как гнилые веревки, обладая чудовищной силой. Зеленый луг вокруг Даниила был завален окровавленными телами мунгалов, тушами мертвых лошадей, вражескими луками, саблями и щитами.
Какого-то татарского богатыря Даниил рассек мечом надвое до седла, так что две части мертвого тела упали наземь по обеим сторонам от его лошади. Татары уже не отваживались рубиться с Даниилом на мечах, они пытались дотянуться до него копьями. Одно татарское копье ранило Даниила в плечо, другое пробило его щит и левую руку.
— Остынь, княже! — увещевал Даниила Прошута. — Довольно хоробрствовать в одиночку! Надо обратно к своим пробиваться!
— Отстань! — рявкнул Даниил, разозленный словами воеводы. — К бегству меня склоняешь! — Дернув повод, Даниил погнал коня на татар, не обращая внимания на предостерегающие крики гридней.
Зикора и Овсень не отставали от Даниила ни на шаг, прикрывая его спину щитами, отбивая удары кривых татарских сабель.
Даниил был неудержим. Он метался по степи среди разрозненных вражеских полчищ, сея вокруг себя смерть и ужас. Скорбный лик Богородицы, во многих местах пробитый стрелами, неотступно следовал за Даниилом, качаясь на длинном древке. Татары то и дело брали дружину Даниила в плотное кольцо, однако волыняне раз за разом прорывали окружение, сминая мунгалов и вынуждая их подаваться назад или расступаться в стороны.
Мстислав Удатный со склона холма наблюдал за хаотичными маневрами волынской дружины, стяг которой все дальше отдалялся от основного русского войска.
— Пропадет младень! Эх, удалая голова! — бормотал себе под нос Мстислав. — Что я дочери скажу? Как погляжу Аннушке в очи?..
Оказать помощь волынской дружине Мстислав Удатный не имел возможности. Его галичане пребывали в не менее тяжелом положении. Около трех сотен галичан полегли под стрелами и саблями татар, так и не добравшись до своего основного полка. Сумевшие собраться вместе галичане оказались в полном окружении и теперь сражались с татарами, уповая на подмогу идущих сзади пеших полков.