– Государь сейчас закончит омовение и пригласит тебя в опочивальню, княгиня, – сказал постельничий, предложив Серафиме присесть на стул.
Но Серафима осталась стоять. Фраза постельничего насторожила ее.
«Лучше убраться отсюда подобру-поздорову!» – мелькнуло в голове у Серафимы.
Вдруг из-за широкого полога, делившего внутреннее пространство шатра на две половины, вышли два плечистых мужа в длинных белых рубахах с засученными рукавами. Они молча взяли оторопевшую женщину за руки и увели в глубь шатра.
Серафима увидела голого Ягайлу, сидящего в большом деревянном ушате с водой. Король сидел, откинувшись на край ушата, из воды торчали его угловатые коленки и плечи, обтянутые белой, почти прозрачной кожей. Из-под кожи выпирали острые ключицы. При виде Серафимы Ягайло улыбнулся с каким-то ехидным самодовольством.
– Это хорошо, красавица, что ты сама пришла, – проговорил король по-русски. – Яви же мне свою наготу. Хочу полюбоваться твоими прелестями. А вы ступайте прочь! – Король махнул рукой на своих молчаливых слуг.
Слуги с поклоном скрылись за занавеской.
– Государь, я пришла поблагодарить тебя за угощение и пожелать тебе доброй ночи, – борясь с волнением, промолвила Серафима. – Только и всего. А теперь позволь мне удалиться, ибо меня ждет муж.
– Не позволю! – визгливо вскричал Ягайло, и обе его руки вынырнули из воды.
Вцепившись пальцами в края ушата, Ягайло привстал, опершись на колени.
За спиной у Серафимы вновь выросли молодцы в белых рубахах. Видимо, они были уже готовы к любой смене настроения у своего повелителя и заранее знали, что им надлежит делать.
– Тебе все равно придется обнажиться, красавица, – сердито произнес Ягайло, сверля Серафиму холодным взглядом из-под низких бровей. – Иначе мои слуги утопят тебя вот в этом ушате. Ночью твое тело отвезут к реке и выбросят в омут. А муженек твой будет горевать и ломать голову, куда это подевалась его жена-красавица…
Серафима опустила голову, собираясь с духом. Потом, повернувшись к королю спиной, она начала раздеваться.
Плечистые королевские челядинцы вновь удалились за плотную ткань полога, повинуясь жесту Ягайлы.
На другой день ранним утром в стан союзников примчались татары, которым Витовт поручил охранять броды на реке Древенце. Предводитель татарского отряда бек Багардин принес неутешительную весть: перед самым рассветом к бродам у Курзетника подошло тевтонское войско.
Витовт стал настаивать на немедленном выступлении союзного войска к Курзетнику, чтобы не дать крестоносцам подготовить замок к обороне. Ягайло согласился с Витовтом и отдал приказ сворачивать шатры, но сборы в поход затягивались по вине самого польского короля, который сначала завтракал, любезничая с женой и племянницей мазовецкого князя, потом поляки затеяли спор с литовцами и русскими князьями о порядке движения полков на марше, и Ягайле пришлось разрешать этот спор, вызывая к себе по одному всех воевод союзного войска.
День был уже в разгаре, когда союзное воинство приблизилось к бродам на реке Древенце и встало лагерем в двух полетах стрелы от реки. Даже беглого взгляда на стоящее за рекой войско крестоносцев было достаточно, чтобы понять, насколько сильно укреплены их позиции. Немцы установили напротив бродов частоколы и засеки из поваленных деревьев, за которыми расставили пушки и арбалетчиков. Во второй линии позади пушек виднелись отряды панцирной немецкой пехоты, на флангах которой маячили с развернутыми знаменами конные дружины рыцарей.
Ягайло собрал своих полководцев на военный совет, на котором было единодушно решено не переходить реку в столь хорошо охраняемом врагом месте, но подняться к истокам Древенцы и обойти ее в восточном направлении. В этот же день войско союзников двинулось на восток и после длительного перехода остановилось на ночлег близ замка Зольдау. Это была довольно сильная немецкая крепость, поэтому Ягайло и Витовт не стали тратить время на ее осаду и на следующее утро повели войско на север к городу Гильгенбургу. Поляки и мазовшане и поныне называли этот город Добровно, так как изначально на этих землях вокруг реки Древенцы жили славянские племена. Полтора столетия тому назад пришедшие сюда немецкие крестоносцы вытеснили отсюда славян, переименовав все славянские села и города на немецкий лад.
Союзники разбили стан в полумиле от Гильгенбурга на берегу озера.
Когда Дарья сказала Серафиме Изяславне, что к ней пришла Малгоржата, та загорелась гневным румянцем и сердито отшвырнула убрус, который собиралась надеть на голову.
– Пусть войдет! – буркнула княгиня. И добавила, глянув в лицо своей верной служанке: – А ты побудь снаружи, проследи, чтобы никто не помешал нашей дружеской беседе.
При последних словах красивые уста Серафимы перекосила неприязненная полуусмешка.
Дарья внутренне насторожилась, сразу поняв, что миролюбивой беседы у ее госпожи с гостьей скорее всего не получится. Не проронив ни слова, служанка вышла из палатки.
Едва Малгоржата, облаченная в малиновое манто с капюшоном, предстала перед Серафимой, как на нее обрушились гневные тирады из уст княгини. Не отвечая на приветствие польки, Серафима называла ту «подлой и лживой дрянью», которая намеренно заманила ее в шатер короля, где ей пришлось вытерпеть надругательство над своим телом со стороны «гнусного и бесстыдного старика»!
Малгоржата была совершенно спокойна, выслушивая обвинения и оскорбления в свой адрес. Она стояла, опустив голову и разглядывая свои белые кожаные перчатки, снятые с рук. Когда разгневанная Серафима умолкла, чтобы отдышаться, Малгоржата с тем же молчаливым спокойствием вдруг принялась снимать с себя одежды одну за другой, бросая их к ногам Серафимы.
Княгиня изумленно смотрела на это, не зная, что сказать.
Оставшись голой, Малгоржата повернулась спиной к Серафиме. У княгини невольно вырвался возглас сострадания, когда она взглянула на белую спину польки, исполосованную ударами плети.
– Кто это тебя так? – сочувственно поинтересовалась Серафима.
– Отец, – ответила Малгоржата. – Я не пожелала отдаться королю, поскольку люблю другого человека. Тогда король пригрозил моему отцу, что лишит его должности краковского каштеляна, если я не лягу с ним в постель. Разгневавшись, отец отхлестал меня плетью и велел быть покорной королю и выполнять все его прихоти. Я отдалась Ягайле, а он, мстя мне за мою недавнюю неприступность, был так груб со мной на ложе, что я теперь вся в синяках. Вот, полюбуйся!
Малгоржата стала показывать Серафиме большие синие и багровые пятна, оставленные руками короля, у нее на плечах, груди и бедрах.
– Господи! – Серафима обняла Малгоржату. – Твой отец – бессердечный человек! А ваш король просто похотливое чудовище!
– Король всевластен над своими подданными, ради его милостей придворные вельможи толкают в королевскую спальню не только дочерей и сестер, но и жен. – С тягостным вздохом Малгоржата стала одеваться. – Прости меня, милая. Я некрасиво поступила с тобой, но моя строптивость может обернуться для меня новыми побоями.